Солнце над рекой Сангань

— Ты пишешь, будто огонь через скалку раздуваешь, а дырки-то в скалке нет! И если твои статьи должны быть, как бомба, как факел, — нет, не получается это у тебя! Постоишь, почитаешь и отойдешь от доски, будто на тебя ковш холодной воды выплеснули. А я вот как понимаю, послушай, верно ли? Статью так писать надо, как песню слагают: чтоб за душу хватало! Вот, к примеру, бью я в гонг перед собранием. Если просто бить да кричать: «На собрание! На собрание!» — ничего не получится. А я песню слагаю. Ударю в гонг и пою. Всем это нравится, люди прислушиваются и идут на собрание.

— А ведь в самом деле! У тебя каждый раз новый припев! За тобой по улицам толпа ходит, смеется, подхватывает песню… И то правда, написать просто, так как говорят в деревне, легче, чем сочинить статью. Но боюсь, что не одобрят руководители.

Старик рассердился:

— Раз Ли Чан приказал тебе писать, значит, ты на это дело годишься! Но если я подаю тебе хорошую мысль, ты не должен от нее отказываться! А не понравится Ли Чану, пускай пишет сам. Человек ты хороший, сразу видно, только с кислотцой, как недозревшая июньская груша. Если хочешь, я сочиню, а ты записывай. Деревенские дела мне известны. Я расскажу, как Чжан Третий мучает Ли Четвертого, как голодает Ван Пятый. А прослышат люди, что пишут про них самих, всем будет охота читать. Надо только так писать, чтобы дошло до самой души. Чтобы люди почувствовали боль и обиды, что сами пережили. Чтобы ненависть охватила к врагу. Разве не так? Да еще должны мы рассчитаться за все муки, что вытерпели при японских дьяволах, чтобы всем предателям, всем ищейкам досталось. Ну ладно, я начинаю, а ты записывай. Посмотрим, что получится.

Старик перевел дух, глотнул воды и зачастил скороговоркой:

— Коммунистам всем хвала — будет нашей вся земля. Бедняки, берись дружней! Голову выше, плечи прямей! Слезы мы лили. Кровь нашу пили, за реки зла воздадим сполна! Все налоги и поборы сосчитай — не перечтешь. Внес за землю — и опять надо им давать, давать. Все помещик и предатель нас обманывал, злодей. На общественные взносы, на подворные, на спросы раскормили в Теплых Водах восемь жирных богачей! Старого Ли до смерти довели. Сына у Чжана послали в рудники. Будда у Хоу один обман. Стал безумцем наш Лю Цян. Шли в солдаты из-под палки… Ну, что скажешь?

Старик, довольный, присел на корточки, достал кремень, высек огня и раскурил свою трубочку. Затем, посмеиваясь, подмигнул учителю.

— Как хорошо у тебя получается, старик! — воскликнул учитель Лю. — Ты открыл мне глаза. Ведь пишем мы для народа, а не для нескольких активистов. От прежних моих статей и у меня голова болела. Можно ли будет петь то, что я напишу теперь, — я не знаю, но буду писать так, как мы сами говорим, как все это чувствуют. Нужно излить все наше горе, все наши обиды, чтобы сплотились все, чтобы и на востоке и на западе разрушили старые храмы, разбили старых богов, выкорчевали разбойников. Тогда только наступит мир. Да, старый У, с сегодняшнего дня ты мой учитель, давай-ка мы так и напишем. А все мои прежние писания пускай идут к…

Прищурив близорукие глаза, Лю вытащил из-за пазухи несколько черновиков, разорвал их на мелкие куски и, весело засмеявшись, присел на корточки рядом со стариком. Этот детский смех плохо подходил к усталому лицу учителя, на котором тяжелая жизнь оставила неизгладимые следы.

Во двор вбежал Ли Чан.

— Брат Чан!.. — радостно приветствовал его учитель Лю.

Но Ли Чан, вытирая вспотевшее лицо, сразу накинулся на него:

— Что ты наделал, что ты написал на доске?..

— Да, в самом деле, мои статьи бессмысленны, как небесная грамота девятой богини, просто собачье дерьмо! Сейчас же все сотру. Вот! Теперь ты сам убедился, как плохо я пишу, а вчера еще хвалил меня.

— Я говорю не о той статье, что мы прочитали вместе с тобой, — перебил его Ли Чан. — На доске ведь совсем другая!

В дверях появился Жэнь Го-чжун, только что вставший с постели:

— Не та статья, так, может быть, вот эта, — со скучающим видом указал он на клочки бумаги, валявшиеся на земле.

— Прочитай эти строки не я, а кто-нибудь другой, кто тебя не знает, попал бы ты под подозрение. Ты пишешь, что деревенские власти гонятся за собственной выгодой… А доказательства? Где у тебя доказательства?

— Что такое? — растерянно спросил Лю, протирая близорукие глаза, словно стараясь рассеять туман.

— Ты пишешь, что Ли Цзы-цзюнь подкупает арендаторов, что он хочет произвести передел земли только для вида. Но это бы еще ничего! Ты утверждаешь, что деревенские власти подкуплены помещиками. Какой чорт толкнул тебя ка это?..

Сдернув с плеча мохнатое полотенце, Ли Чан в волнении стал обмахивать раскрытую грудь.