Солнце обреченных

Александр Александрович стукнул кулаком по мраморному сервировочному столику, случайно попавшемуся под руку. Тот с глухим треском развалился на две части. Царь в недоумении посмотрел на обломки, постоял несколько секунд, потом вернулся на свое место. Он, кажется, немного успокоился.

– Дорогой, может быть, ты пойдешь приляжешь? – с тревогой спросила Мария Федоровна. – Я беспокоюсь за тебя…

– Я в полном порядке, – отмахнулся Александр Александрович. – Хотя, пожалуй, поднимусь к себе в кабинет – надо еще посмотреть кое-какие бумаги.

Он коротко простился с родственниками и вышел из столовой. В кабинете Александр Александрович сел за письменный стол, но к документам не притронулся. Взял фотографическую карточку отца и долго ее рассматривал. Александр Николаевич был запечатлен на ней в парадном мундире под руку с покойной императрицей.

"Бедная мама, – подумал Александр Александрович, – вот уж кто действительно заслуживает звания великомученицы! Столько лет "не замечать" отцовских любовниц, потом терпеть его оскорбительную связь с честолюбивой княгиней Юрьевской… Каждый день видеть ее в Зимнем дворце, слышать, как наверху, в комнатах, бегают ее дети. Но теперь, слава Богу, все кончилось. Юрьевскую немедленно отправим куда-нибудь за границу, лучше всего во Францию, подальше от двора (разумеется, с соблюдением всех приличий и с хорошим денежным содержанием), а ее любимчика Лорис-Меликова – тотчас же в отставку. Хватит, дослужился – довел страну до того, что в центре Петербурга, средь бела дня убивают самого императора! Наверное, председателем Государственного совета стоит поставить дядю, Михаила Николаевича – он не подведет, ничего лишнего не допустит. Приблизим Константина Петровича Победоносцева – хоть и не молод, но зато глубоко предан и либеральных идей на дух не выносит. К тому же человек в высшей степени нравственный и религиозный, как раз для должности председателя Синода. С остальными министрами разберемся позднее, кого-то – в отставку, как Лорис-Меликова, кого-то – в послы, а на их место – верных людей, думающих о престоле, а не о сомнительных реформах. А всех этих писак, говорунов и краснобаев, что кричали о свободе, – вон из столицы! Если не поймут по-хорошему, отправим в Сибирь. Там мигом научатся держать рот на замке и открывать его только для того, чтобы произнести "Боже, царя храни!". Социалистов – в Петропавловку и на каторгу, без всякой пощады! Надо остановить эту заразу во что бы то ни стало, иначе она погубит Россию, разъест ее изнутри, как ржавчина… Что толку от власти, если она не может справиться с бунтовщиками? Следует поступать так, как дедушка, Николай Павлович, – скрутить всех в бараний рог, чтобы почувствовали силу. Константин Петрович недаром говорил, что есть только три истинные ценности, за которые стоит держаться: самодержавие, православие и народность. Как он был прав! Теперь пришло время сделать эти символы новыми государственными ценностями. Заставим людей понять, что такое верность престолу, Богу и России".

Александр Александрович подошел к книжному шкафу, стоящему у стены, открыл дверцы и привычным жестом вынул толстый том иллюстрированной Библии. За ним, в глубине полки, стояли графинчик с коньяком и маленькая серебряная чарка. Государь вытащил стеклянную пробку из графина и наполнил стопку. Вздохнул, перекрестился и одним залпом выпил содержимое. Зажмурился, постоял, прислушиваясь к внутренним ощущениям – приятная теплота, как всегда, медленно растеклась по телу. Александр Александрович захватил графинчик и подошел к столу.

Поздно вечером император поднялся в спальню своего старшего сына. Никки еще не спал, ждал, когда зайдет мать, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Государь погладил мальчика по голове и с чувством произнес: "Ну вот, Никки, теперь ты наследник". От императора пахло коньяком, лицо распухло, а глаза покраснели – было заметно, что он плакал. Александр Александрович прижал к себе сына и тихо сказал: "Помни, Никки, когда станешь царем, не позволяй себе заводить романы с посторонними женщинами, даже если они тебе очень нравятся. Это недостойно!". Никки не совсем понял, что отец имел в виду, но на всякий случай кивнул.

Император, видимо, вполне удовлетворенный, покинул спальню сына и спустился в кабинет. Там, на кожаном диване, его и нашли слуги. Александр Александрович был изрядно пьян и спал мертвым сном.

8 марта, воскресенье

Зимний дворец

Заседание Совета министров началось ровно в два часа пополудни. В Малахитовом зале Зимнего собрались члены кабинета и Государственного совета, всего – около тридцати человек. Каждый из приглашенных знал: сегодня решится судьба первой российской конституции и ее идейного вдохновителя – Лорис-Меликова. Вопрос, по существу, стоял так: какой путь выберет для России Александр Александрович? Продолжит ли он дело своего отца или решит вернуться назад, к правлению деда? Гадали все: и сторонники министра внутренних дел, и его многочисленные противники.