Солнце полуночи

Но его смерти я жаждал так дико, что от этой потребности у меня звенело в ушах, перед глазами плыл туман, на языке ощущалась горечь, пересиливающая жжение в горле. Мышцы сжимались от этой настоятельной, страстной жажды. Я должен был убить его. Я разорву его медленно, по частям, сдеру кожу, потом мышцы с костей…

Вот только эта девушка – единственная в мире – цеплялась за свое сиденье обеими руками и смотрела на меня удивительно спокойным, не задающим никаких вопросов взглядом. С мщением придется подождать.

– Пристегнись, – велел я. Мой голос был хриплым от ненависти и жажды крови. Не обычной жажды. Я давно принял решение воздерживаться от человеческой крови и не собирался нарушать обещание из-за того мерзавца. Его ждало только возмездие.

Она пристегнулась, слегка вздрогнув от щелчка. Этот негромкий звук заставил ее подпрыгнуть, однако она и бровью не вела, глядя, как я лавирую по городу, пренебрегая всеми правилами дорожного движения. Я чувствовал, что ее взгляд устремлен на меня. Как ни странно, она, казалось, расслабилась. Но это же было невероятно – после всего, что с ней сейчас случилось.

– Все хорошо? – спросила она сиплым от стресса и страха голосом.

Она хотела узнать, все ли хорошо со мной?

Со мной?

– Нет, – вдруг понял я, и в голосе проскользнула ярость, которая бурлила во мне.

Я привез Беллу на ту же заброшенную подъездную дорожку, где потратил день на самое неэффективное наблюдение, какое когда-либо устанавливали за людьми. Теперь под деревьями было уже темно.

От бешенства я оцепенел, застыв в полной неподвижности. Скованные льдом руки ныли от желания разорвать гада, стереть его в порошок, изувечить так, чтобы его вовек не опознали.

Но для этого пришлось бы оставить ее здесь одну, темной ночью и без защиты.

В голове вертелись образы времен моей охоты, те самые, которые я предпочел бы забыть. Особенно сейчас, когда жажда убивать заметно превосходила по силе любой охотничий импульс, какой я когда-либо ощущал.

Этот человек, эта ходячая мерзость, был еще не самым плохим в своем роде, хотя расставить зло по порядку в зависимости от его силы – непростая задача. И все же наихудшее из зол я до сих пор помнил. Никаких сомнений не возникало в том, что он заслужил этот титул.

Большинство людей, на которых я охотился в те времена, когда считал себя судьей, присяжным и палачом в одном лице, чувствовали хотя бы подобие раскаяния или страх, что их поймают. Многие пристрастились к спиртному или наркотикам, чтобы заглушить голос совести или тревоги. Другие абстрагировались, отделили часть своей личности и жили как два человека в одном – светлая и темная сторона.

Но самого худшего и гнусного из уродов, какого я когда-либо встречал, совесть не мучила никогда.

Больше мне ни разу не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь настолько же безоговорочно принял свою темную сторону – и упивался ею. Ему доставлял невыразимое наслаждение мир, который он создал, – мир беспомощных жертв с их воплями мучительной боли. Боль и была целью всех его стремлений, и он научился мастерски вызывать или длить ее.

Я твердо придерживался своих принципов, строго следил, чтобы оправданной была вся кровь, на которую я претендовал. Но не в том случае. Если бы я позволил ему умереть быстро, это означало бы, что он легко отделался.

В тот раз я подступил к черте ближе, чем когда-либо. И все же я убил его быстро и умело, как убивал других.

Но все сложилось бы иначе, если бы две из его жертв не обнаружились в его подвале ужасов, когда я нашел его. Две молодые женщины, уже получившие серьезные повреждения. Хотя я доставил обеих в больницу так быстро, как только мог, выжила лишь одна.

Мне было некогда пить у него кровь. Но это не имело значения. Слишком много других заслуживало смерти.

Таких, как этот Лэнни. Да, он тоже дикарь, но уж точно не хуже того, который мне отчетливо помнился. Почему же тогда мне настоятельно необходимо сделать так, чтобы он мучился как можно дольше?

Но сначала…

– Белла! – сквозь зубы выговорил я.

– Да? – все еще сипло ответила она. И прокашлялась.

– С тобой все хорошо? – Сейчас это самое важное, первое, что есть в списке приоритетов. Возмездие подождет. Умом я это понимал, но ярость так переполняла тело, что путались мысли.

– Да, – голос по-прежнему звучал сдавленно – наверняка от испуга.

Значит, оставлять ее нельзя.

Даже если бы ей постоянно не грозил риск по какой-нибудь сводящей меня с ума причине – из-за шутки, которую сыграла со мной вселенная, – даже если бы я был уверен, что за время моего отсутствия она будет в полной безопасности, даже тогда я не смог бы оставить ее одну в темноте.

Она наверняка перепугана.

А я не в состоянии утешить ее, даже если бы знал, как это делается, о чем я понятия не имею. Наверняка она улавливает исходящую от меня звериную жестокость, наверняка мои чувства очевидны. Я только напугаю ее еще сильнее, если не успокою жажду бойни и крови, бурлящую во мне.

Мне требовалось подумать о чем-нибудь другом.

– Пожалуйста, помоги мне отвлечься, – взмолился я.

– Извини, что?