Солнце полуночи

— Значит, официантка была симпатичной?

Она снова подняла бровь.

— Ты и правда не заметил?

Можно подумать какая-нибудь женщина способна отвлечь мое внимание от Беллы. Снова нелепость.

— Нет, я не обратил внимания. Мне было о чем подумать.

Не в последнюю очередь о том, как изящно облегала её та тонкая блузка… Хорошо, что сегодня она надела этот безобразный свитер.

— Бедная девушка, — сказала, улыбаясь, Белла.

Ей понравилось, что я никак не заинтересовался официанткой. Я мог это понять. Как много раз я представлял покалеченного Майка Ньютона в классе биологии?

Она правда не могла представить, что ее человеческие чувства, полученные за семнадцать коротких смертных лет, могли быть сильнее страсти бессмертного, которая росла во мне столетие.

— Кое-что из того, что ты сказала Джессике… — Мне трудно было говорить все так же небрежно. — Ну, это обеспокоило меня.

Она тотчас же принялась защищаться.

— Неудивительно, что ты услышал что-то, что тебе не понравилось. Ты знаешь поговорку про тех, кто подслушивает.

Поговорка гласила, что «тот, кто подслушивает, добра о себе не услышит».

— Я же предупреждал тебя, что буду слушать, — напомнил я ей.

— А я предупреждала, что ты не должен знать, все, о чем я думаю.

Ах, она вспомнила про то, как я заставил ее расплакаться. Чувство вины сделало моя голос хриплым.

— Верно. Хотя ты и не совсем права. Я и правда хочу знать, что ты думаешь — абсолютно все. Просто не все твои предположения верны.

Больше половины. Я знал, что не должен хотеть, чтобы она обо мне заботилась. Но хотел. Конечно, хотел.

— Это большая разница, — проворчала она, сердито посмотрев на меня.

— Но в данный момент это не так уж и важно.

— Тогда что важно?

Она наклонилась ко мне, оперевшись подбородком на ладони. Это привлекло мой взгляд — и отвлекло внимание. Какой нежной должно быть была ее кожа на ощупь…

Сконцентрируйся, — приказал я себе.

— Ты и вправду думаешь, что я нравлюсь тебе больше, чем ты мне? — спросил я.

Как по мне, вопрос прозвучал нелепо, как будто слова были на своем месте.

Ее глаза расширились, дыхание прервалось. Затем она отвернулась, быстро моргая. Ее дыхание перешло в легкое удушье.

— Ты снова это делаешь, — прошептала она.

— Что?

— Ослепляешь меня, — призналась она, осторожно встречая мой взгляд.

— О.

Хмм… Я не был полностью уверен на этот счет. Также я не был уверен, что не хочу ослеплять ее. Я был все еще взволнован из-за того, что был способен на это. Но это никак не способствовало нашей беседе.

— Это не твоя вина, — вздохнула она. — Ты не можешь этого изменить.

— Ты собираешься отвечать на мой вопрос? — спросил я.

Она уткнулась глазами в стол.

— Да.

Это все, что она сказала.

— Да, ты собираешься отвечать или да, ты действительно так считаешь? — нетерпеливо спросил я.

— Да, я действительно так думаю, — сказала она, не глядя на меня.

В её голосе звучала печаль. Она снова покраснела, и сама того не заметив прикусила губу.

Внезапно, я понял, что ей было очень трудно признаться, потому что она и правда в это верила. И я был не лучше труса Майка, допытываясь, делая все, чтобы убедиться в ее чувствах, прежде чем признаться в своих. Не имело значения, что чувствовал я, ведь только мне это было ясно. Но она не имела об этом понятия, поэтому у меня не было оправдания.

— Ты не права, — уверил её я.

Она должна была услышать нежность в моем голосе.

Белла посмотрела на меня, ее глаза были темными, они ничего не выражали.

— Ты не можешь этого знать, — прошептала она.

Она думала, что я недооцениваю ее чувства, поскольку не могу слышать ее мысли. Но, правда была в том, что она недооценивала меня.

— Что заставляет тебя так думать? — удивился я.

Её взгляд был направлен куда-то сквозь меня, она покусыва лая губы, а между ее бровями пролегла морщинка. На миллионную долю секунды я отчаянно захотел просто услышать ее.

Я был готов вымаливать у неё признание, я так хотел узнать, о чем же она так напряженно думала, но она только и сделала, что пальцем призвала меня к молчанию.

— Дай мне подумать, — попросила она.

Я был терпелив, пока она собиралась с мыслями… Ну или притворялся терпеливым.

Она сцепила вместе свои тонкие пальцы, то сгибая то разгибая их. Когда она заговорила, она смотрела на свои руки, как будто они принадлежали кому-нибудь другому.

— Ну, за исключением очевидного, — прошептала она. — Иногда…. Я не уверена — ведь я не могу читать мысли — но иногда мне кажется, что когда ты заговариваешь со мной о чем бы то ни было, ты пытаешься сказать мне «прощай».

Она не подняла глаз.

Она, совершенно определенно, подловила меня. Понимала ли она, что это было слабостью и эгоизмом быть с ней здесь, сейчас? Думает ли она обо мне хуже из-за этого?

— Проницательно, — вздохнул я, и затем с ужасом заметил, как боль отразилась на ее лице. Я поспешил опровергнуть ее предположение.

— Хотя, именно поэтому ты заблуждаешься, — начал я, и затем остановился, вспоминая первые слова ее разъяснения. Они обеспокоили меня, хотя я не был уверен, что правильно их понял.

— Что ты считаешь «очевидным»?

— Ну, посмотри на меня, — сказала она.