Инспектор тюрем Леонид Резник шел по специально открытому для него коридору, сопровождаемый понижающимся свистом вертолетных турбин. Он слегка завидовал своему пилоту, которому предстояло прохлаждаться ближайшие пару часов в гостиничном номере с кондиционером. Может быть, Резник совершил ошибку лет пятнадцать тому назад? Впрочем, с его гипертонией, язвой и нефритом он еще неплохо устроился. Следующая медкомиссия могла стать для него последней на государственной службе.
Блокадные излучатели были отключены на сорок секунд. Резник знал, что случится с ним, если он по какой-либо причине задержится. Или окажется за пределами коридора. Например, оступится и подвернет ногу (после двухчасового пребывания в тесной кабине вертолета ноги затекли). Случится очень нехорошая и непоправимая штука. То, в сравнении с чем запущенная неизлечимая шизофрения покажется легким головокружением.
По долгу службы инспектору приходилось видеть тех, чье сознание подверглось дезинтеграции. У него не было иллюзий насчет собственной ценности — он знал о так называемых «запланированных потерях». Поэтому он ступал крайне осторожно. Неприятный холодок в желудке мешал ему насладиться пейзажем.
Вокруг не было стен, укреплений, заграждений, вышек, бронированных ворот. Вообще никаких пережитков варварства. Был только голый склон холма с зеленеющей травкой и благоухающими цветочками. Простор и свежесть. Внизу, в громадной естественной чаше, лежала Озоновая Дыра. Затянутый утренней дымкой рудник выглядел куда привлекательнее, чем это было на самом деле. Кто-кто, а инспектор мог судить о таких вещах. Ему предстояла деликатная, неприятная и довольно вредная для здоровья работа.
Резник получил повышение недавно и еще не успел вкусить расслабляющего коктейля из привилегий. Он не сохранил ни идеалов, ни наивности, растеряв их где-то по пути. Возможно, поэтому послали его, а не кого-нибудь помоложе и поглупее. Лично ему полученное задание не нравилось еще по десятку причин. Он предпочел бы перелопатить груду бумаг и файлов у себя в кабинете. Он вообще крайне редко видел людей, о которых неусыпно «заботился». И слава богу! Его клиенты были не из тех, с кем приятно провести вечер за бутылкой вина. Особенно сегодняшний клиент…
Прошло сорок секунд, и Резник облегченно перевел дух.
Внизу его ждали двое охранниками на джипе. У парней были плохие зубы, дряблая кожа и не слишком густые шевелюры. Именно то, что инспектор и ожидал увидеть. Парни не отличались приветливостью, и он мог их понять. Место вроде рудника курортом не назовешь. Перевод в менее вредный для здоровья регион не светил им и через тысячу лет.
— К директору, — приказал Резник, усаживаясь рядом с водителем. Он предпочел бы обойтись без формальностей, но чиновники такого ранга, как директор, обычно весьма педантичны и ревностно относятся к малейшим нарушениям субординации. Резник догадывался, что ожидает его в ближайшие полчаса. И это несмотря на подтвержденный приказ, поступивший по каналам правительственной связи за сутки до прибытия инспектора.
Догадки оказались верными. Скучающий директор немедленно принял его у себя в кабинете. Кабинет был обставлен крайне скудно: стол без единой бумаги, лампа с металлическим абажуром, от которого исходил ощутимый жар, компьютер, заменяющий шкаф с делами и картотекой, ржавые наручники на голой крашеной стене. Резник долго не мог решить, являются ли браслеты настоящими или же это произведение искусства, шедевр натурализма, положение которого на стене строго выверено с целью достижения максимального эстетического эффекта.
Потом он разглядел узкую табличку, стоявшую на краю стола. На табличке было написано: «И не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем».[3]
Резник прочел это, когда наклонился над столом, чтобы взять предложенную директором сигару. Он решил, что хозяин кабинета — зануда, каких мало. Ему не следовало бы курить, но он не устоял перед искушением. Последний раз он держал во рту сигару лет десять назад.— Из конфискованного, — ухмыльнулся директор, неправильно истолковав возникшую паузу. — Вы не представляете, сколько гадости поступает сюда контрабандой. К счастью, мои люди…
— Ну, это далеко не гадость, — заметил Резник, перекатывая сигару в пальцах. Удовольствие было почти чувственным.
— Отделяем зерна от плевел. — Директор лучезарно улыбнулся, рапортуя о своих успехах. Эффект этой улыбки слегка ослабляли коричневые пеньки, оставшиеся от зубов. Резник разглядывал их и думал: «Он переигрывает. С чего бы это?».
У директора было круглое розовое лицо, слишком добродушное для его должности, и внушительное брюшко. Казалось, он весь составлен из различных по размеру бильярдных шаров. По его щекам катились капли пота. Он был похож на поросенка, назначенного руководить мясокомбинатом, а лучшего руководителя трудно себе вообразить. Отделять зерна от плевел действительно было чрезвычайно важно. Резник понимал, что в Озоновой Дыре с этим вряд ли возникают трудности.