Солнце полуночи. Новая эра

К этому моменту погибли почти все, оставшиеся снаружи. Аристарху пришлось помучиться перед смертью. Под ним взорвался бензобак его мотоцикла, и он прожил еще несколько минут, лишившись живота и своего татуированного великолепия. Подсоха, Раззам и трое «Нежных» оказались погребенными под обломками рухнувшей стены. Царственной Оксане насквозь пробило грудь автомобильным глушителем. На месте коновязи, к которой были привязаны слепые суки, осталась только шестиметровая воронка.

Где-то на нижних этажах взорвался газ, и над руинами расцвел пылающий факел. Судя по всему, подземный завод перестал существовать. Никто не сумел уйти на безопасное расстояние…

Издали и сверху убежище Подсохи было похоже на мышеловку, оплетенную колючей проволокой, в самую середину которой кто-то нанес несколько сминающих ударов огромной кувалдой. Отбомбившись, штурмовики прошли над развалинами на бреющем и отвалили в сторону города.

Этого Мартина уже не видела. На сей раз ей повезло, если, конечно, считать везением легкую, быструю и безболезненную смерть. Последний подарок цельнометаллических ангелов… Она мгновенно превратилась в пыль в эпицентре объемного взрыва.

Ее «поводырь» оглох, ослеп и онемел. Передача информации прервалась. Этот канал был потерян навсегда. Единственный «допрошенный» свидетель и очевидец исчез. Отныне путь к замку Подсохи был закрыт для медиума. Алькор вынудил Ангела уничтожить след Мегреца. Подробности уже не имели решающего значения. Мицару предстояло заменить погибшего клона.

Но смерть медиума оказалась только следствием искажения. Существовал альтернативный сценарий.

В этот самый момент Мартина, лежавшая на заплеванном полу фургона, испытала неожиданное облегчение. Она мгновенно излечилась от уникальной болезни. «Шизофрения» прошла внезапно и без всяких последствий.

Кошмар продолжался наяву.

* * *

Сквозь дрему старик слышал, как кричала девушка. Он пытался открыть глаза, но не мог. Веки были фиолетовыми изнутри, будто предгрозовое небо. На этом фоне кружили птицы, уделом которых были странствия и постоянная тревога…

Несколько минут (или часов?) он прожил в полной уверенности, что птицы по кусочкам склевывают его мозг, как будто тот был черным вспаханным полем с ровными рядами параллельных извилин. Стае требовалась целая вечность, чтобы собрать верхний плодородный слой и унести его за горизонт. Но и птиц было слишком много; их тела и крылья застилали небо… пока не появилось пугало. Живое пугало.

Оно кричало, шагая наискосок через глубокие борозды, и размахивало руками, отгоняя голодных птиц. Поначалу старику было трудно «разглядеть» его. Потом, когда пугало приблизилось, он узнал в нем девушку, только лицо ее оказалось черным, будто опаленным солнцем (но что было солнцем в стране его мозга?). Вместо глаз зияли металлические воронки, по которым ползали мухи. За девушкой тянулся след, напоминающий царапину, рассматриваемую через увеличительное стекло…

Стая медленно уплывала за горизонт — туда, где обитали все прочие тени прошлого. Девушка исчезала в противоположной стороне, направляясь в будущее. Старик почувствовал жуткую неизбежность падения вдоль этой двухмерной оси, не оставляющей возможности пребывать в неподвижности и удержаться в точке покоя. Его стремительно несло к пробуждению.

Наконец он открыл глаза и в течение нескольких секунд не мог понять, где находится. Вместо неба над ним нависал низкий потолок, исчерченный параллельными полосами. Пол был металлическим, и только с одной стороны его освещал сияющий квадрат.

Старик вспомнил, что именно так выглядели внутренности послеполуденного укрытия, найденного мальчиком, — старого контейнера, стоявшего на краю леса. Девушка сидела рядом с ним и по-прежнему издавала громкие стоны, но его взгляд оказался прикованным к маленькому хозяину кошмаров…

Он увидел детское личико с закрытыми глазами, обычно безмятежное, но сейчас перекошенное и уродливое. Впервые на своей короткой памяти он проснулся раньше клона. Однако это было верно лишь наполовину. Потому что если малыш, которого он знал, действительно спал, то другой, прятавший лицо в капюшоне, несомненно, бодрствовал. Старик догадался об этом по расстегнутым «молниям» и характерному подрагиванию конечностей. Руки мальчика с пухлыми пальцами и длинными ногтями были неестественным образом вывернуты. Примерно так же, как руки куклы, которую с умыслом или по ошибке собрали задом наперед.

Старику хотелось сбежать, но он знал, что будет вынужден вернуться, не пройдя и сотни метров. Их судьбы были связаны неразрывно, как жизни белой акулы и рыбки-лоцмана. Старик знал и то, ради чего держится рядом с мальчиком, — прежде всего, ради пищи и безопасности. Не так уж мало. Однако целью их симбиоза было еще кое-что, кроме выживания. Терминал. Небесполезная реликвия. Святыня. Артефакт. Старик имел самое смутное понятие об этом предмете…