Солнце полуночи

Я поистине наслаждался возникновением рок-н-ролла в 50-е. Это было как глоток свежего воздуха в задымленном помещении, в которое превратилась музыкальная индустрия тех лет. Я видел живыми родителей этого жанра - Чака Бери и Фэтса Домино. Сейчас их уже нет в живых, а я здесь, такой же, как и в то время.

Но новизна рок-н-ролла длилась недолго, всего десятилетие, а потом он утратил спонтанность, непредсказуемость и непосредственность и стал вычурным и однообразным.

А бешеная популярность в 70-е Биттлз вообще была мне не понятна – стандартная клишированная группа, с точно выверенным репертуаром и созданная исключительно с одной целью - наживы денег.

От эволюции музыки последних десятилетий меня отвлекла Белла.

- Когда-нибудь скажешь, сколько тебе лет? – тихо спросила она. Ее интонация всегда становилось такой извиняющей, когда она опасалась испортить мне настроение очередным вопросом слишком явно относящегося к сущности вампира.

- А это важно?

- Вообще-то нет, просто любопытно. Ничто так не мешает спать по ночам, как неразгаданная тайна.

Хм, я вспомнил, как Белла тревожно спала последние ночи, и решил не давать ей лишний повод беспокоиться. Но что хуже неразгаданный секрет или осознание, что я намного ее старше?

- А вдруг испугаешься?

- Давай попробуем! – предложила она и улыбнулась.

Я колебался. Ей наверняка будет трудно принять, что я дитя прошлого века. Да и встречаться с парнем, которому больше ста лет, по меньшей мере, странно. Я же по фактическому возрасту ей в прадедушки гожусь...

Я слегка поморщился от такого сравнения.

Зато не плохо сохранился, а вампирская сущность так и оставила меня в семнадцатилетнем сознании навсегда. Хоть какая-то польза от этого!

Взглянув на Беллу, я постарался по ее лицу предугадать возможную реакцию. Но кроме любопытства и страстного желания узнать обо мне еще одну правду я не увидел ничего, даже тени сомнения.

Я не любил вспоминать те времена и поэтому со времени перерождения ни разу не вернулся в Чикаго. Как я не пытался убедить себя, что все сложилось для меня удачно, но каждый раз все равно начинал жалеть о потерянной сущности человека. А если воспоминания причиняют боль, то зачем мучить себя напрасно, ведь изменить что-либо уже нельзя.

Но сидя здесь с Беллой я не чувствовал прежнего сожаления. А даже наоборот, желал, чтобы она больше узнала обо мне, попыталась понять, в какое время я родился и вырос, это стало для меня очень важно.

Снова отвернув взгляд на дорогу, я сдался, видя искреннюю заинтересованность Беллы...

- Я родился в Чикаго в 1901 году, – после этих слов я замер, прислушиваясь к ней, но все ее показатели были близки к спокойным. Шока она не испытывала! - Летом 1918 года Карлайл нашел меня в больнице. Мне было семнадцать, и я умирал от испанки.

Со стороны соседнего места донесся глубокий судорожный вздох. Наверняка ее взволновала близость моей смерти, но это было еще не самое страшное... поэтому я поспешил ее успокоить.

- Я не очень хорошо помню, как все произошло, ведь это случилось очень давно. Зато никогда не забуду, как Карлайл меня спас.

- А твои родители?

Я немного помолчал, стараясь увидеть лицо матери, но у меня опять вышло расплывчатое пятно, ведь прошло столько лет, и это потерянное воспоминание сильно меня огорчало. Я хотел бы помнить ее образ, ведь она подарила мне человеческую жизнь, хоть и короткую. Также как Карлайл подарил вторую - вампирскую и вечную.

- Они умерли от испанки, я остался один. Именно поэтому меня выбрал Карлайл. Кстати, врачи даже не заметили моего исчезновения!

- Как же он тебя спас?

А вот теперь Белла подошла к теме, которой я не хотел бы касаться.

Мне было неприятно вспоминать те несколько дней бесконечного огня и боли, как будто тело опустили в расплавленный металл и продолжали варить в домне, пока не осталось ничего от моей прошлой физической оболочки. Я даже не могу сравнить, кому было сложнее: мне – мучиться в пламени преисподней, или Карлайлу слышать мои мольбы о смерти и знать, что он виновник этой пытки.

- Это оказалось весьма непросто. Далеко не у каждого хватило бы самообладания совершить нечто подобное. Но Карлайл всегда был самым гуманным из нас… Мне очень повезло, и, кроме боли, я почти ничего не чувствовал.

Белла молчала, и в кабине весь воздух был пропитан не только ее ароматом, но и любопытством, я знал, что ей мало уже рассказанного мной. И вместо того чтобы открыть ей подробности обращения я увел ее мысли к причинам, побудившим отца так поступить со мной.

- Думаю, Карлайл устал от одиночества. Я был первым в его семье, а вскоре после этого он нашел Эсми. Она упала со скалы. Удивительно, но когда Карлайл принес ее из морга, сердце еще билось.

- Значит, только умирающий может стать… - Белла так и не произнесла слова «вампир». Значит ли что ей неприятно вспоминать об этом? Или она старается жалеть мои чувства?