Солнце, сердце и любовь

«Пожалуй, это не случайность, а идущая из глубины безнадежная закономерность» – иногда думала Юлия, глядя, как он страдает.

После ее холодных безразличных взглядов Юлии Роман Григорьевич впадал в депрессию.

Он предоставил Юлии свое место на работе, а сам, будто неприкаянный, сел на место сотрудника, который уехал в отпуск.

Юлия Борисовна подолгу знакомилась с документами и теперь не так уж теперь часто обращалась за помощью к нему. Правда, незнание объектов заставляло ее много и подробно выслушивать о них Романа Григорьевича. Хотя для дела это было необходимо, она решила, что не поедет впредь с ним в командировки в другие города. Это было первое ее самостоятельное решение здесь. Она не понимала, почему пришла такая мысль, но твердо решила ее придерживаться.

Роман Григорьевич это почувствовал, и потому его настроение было постоянно подавленным, как бы соглашаясь с этой безысходностью.

Пробуждаясь с рассветом, окружающая природа застывала в его глазах. Даже теплое раннее утро не могло пересилить печали. Тоска подавляла своей безликой рукой. Ее безответная тишина растворяла все его мысли, проникая в самые дальние уголки расслабленного тела. Даже поездки на машине теперь не приносили удовлетворения. Кругом шумная улица, обгоняющие машины. Но нет никакого желания нажимать на газ. Напротив, хочется ехать все медленнее, даже остановится.

В ушах стояли безжалостные слова:

– Мне, конечно… приятно внимание, но… нет…

«Нет, больше никогда не буду думать о ней!» – отмахивался он.

Он знал, что все равно мысли его вернут к ней. От тоски было горько, но все-таки что-то внутри оставляло надежду.

«Какую?… Собственные заблуждения?…»

А кругом – движение машин, и только струящаяся из магнитолы музыка. Она вовсе не успокаивала, а давила с все большим беспокойством.

Одиночество и безысходность давила безжалостно и настойчиво.

«Как выйти из этой пропасти?… Способ известный… проверенный – забыть!»

Роман Григорьевич это знал по собственному опыту. Но до слез ему этого не хотелось.

Гудки на светофоре заставили вновь ехать вперед.

«Что могло успокоить? Как в далеком детстве… Как легко было там… забыть неприятные моменты, не пересиливая себя… Всего один миг, и голова – на мамином платье. Но всего этого давно уж нет, как и самой мамы…»

Он чувствовал свою слабость и ничего не мог поделать.

«Как быть ослабшему… убеленному сединой… с приливом восторженных чувств?… Ведь разницы в возрасте никакой нет!»

Он повернул зеркало к себе. Глаза в том же безмятежном детстве, только небольшие мешки от мерцающей надежды тревожного сна…

«Опять все выдумал… и теперь надо платить крупной монетой…»

За два дня до отъезда Роман Григорьевич получил письмо из дома. Оно как будто отрезвило его от счастливого забытья. Жена писала о повседневных возрастающих трудностях, не преминула вставить ряд просьб по обязательному привозу определенных вещей и продуктов. А он будто забыл о существовании своей семьи и не задумывался, что он скоро покинет эту страну и не будет каждый день видеть Юлию.

– Спасибо вам, Роман Григорьевич, вы меня не плохо подготовили, и я теперь смогу уверенно работать и даже иметь свой интерес в этом… – говорила она накануне его отъезда.

Говорила она сухо. Он же понимал, что в действительности у нее были сложные отношения к нему. Просто она не могла и скорее не хотела раскрываться.

– Вы знаете, что это я делал искренне и даже, – он немного запнулся, – более того…

– Я знаю… Я все знаю…

– Что же вы знаете? – неожиданно для себя повысил он голос.

– Ну, – она запнулась, – Ваша искренность вся наружу.

– Вы так говорите, как будто осуждаете.

– Вовсе нет.

«Молодость всегда жестока и эгоистична», – подумал он.

Как будто поняв его мысли, она посмотрела на него с обожанием. От этого взгляда он почувствовал какое-то шевеление в глубине своей застоявшейся души.

«Как ему объяснить, что между счастьем и трагедией существует совсем тонкая грань», – холодно молчала Юлия.

Роман Григорьевич почувствовал вдруг этот холод, но наоборот как-то зажегся от этих светло-голубых глаз.

– Нет, не обманывайте меня… я чувствую…

Она же наоборот – опустила свои неповторимые глаза.

– Любое внимание поклонников лелеет женское сердце, – произнесла она и сразу почувствовала фальшь этой фразы.

– Пожалуй, – отвел глаза в сторону Роман Григорьевич.

Он не стал продолжать и повел разговор о текущих делах.

«Только из диалога становится понятным – есть ли любовь или нет…» – оправдывал он свою замкнутость.