– А самый интереснейший период жизни, – продолжал Игнатич, – Если она, конечно, позволит дожить до этого времени, с 77 до 84 лет. Люди в это время любят слушать музыку, пересматривать старинные фотографии, перечитывать книги… Называют случаи, когда вырастают вновь зубы, улучшается зрение.
– Этот возраст «Рыбы», – Роман Григорьевич продолжал с воодушевлением, – Он связан с завершающем зодиакальным циклом… и зарождением нового потенциала. Это – будто заново родиться… В аббревиатуре слов, написанных на кресте – Иисус Назорей Царь Иудейский – на греческом языке складывается в слово «рыба».
– Григорич, Мне кажется…это все есть очевидное и невероятное… Очевидное от разума и впечатлений человека, а…невероятное от Бога.
– Круто ты завернул Федор Игнатьевич.
– Человек не может быть выше Бога… Значит больше слушай свое сердце… Все проходит через него… в нем божественный дух.
– Игнатьич, ты просто провидец… Ведь именно так думали в древнем Египте.
– Да причем тут твой Египет, – весело засмеялся Федор Игнатьевич.
– А ты сам-то веришь в Бога?…
– Скорее чувствую… Но не от него одного все зависит… Дело то не в этом… Каждый человек – это такое глубокое и необъятное существо.
– Это точно.
– И мало кто сам себя знает широко…
– Ну, ты, гигант, Ингнатич…
– …Мы остаемся вне общечеловеческих и достижений разума, и живем своим узким мирком.
– Это проблема всего существования, общественного строя, – задумался Роман Григорьевич.
– Дело вовсе не в общественном строе… В конечном счете все решают люди. Возьмем так называемую социальную сферу… Забота о них нынешних политиков и экономистов… порой похожа на заботу фермера о своих животных, которые должны давать больше молока или будут переработаны на мясо.
– Ты прав, Игнатич… если людей нравственно портят и делят на неслыханно богатых и бессловесных бедных… такая политика продержится не долго… Или люди превратятся в ничтожных существ.
– Согласен, Григорич… Цивилизация… это неплохо, если бы не эта ужасающая коммерциализация.
– …Сейчас все больше людей начинают понимать, что вся энергетика по сравнению с солнцем просто смех… дни потери и издержки производства… Засоренная окружающая среда просто задыхается от этих неразумных издержек.
– Все бы было хорошо, Григорич… но коммерсанты будут все больше покупать площади, освещенные солнцем, и простому человеку помимо бедности грозить к тому же зловещая тьма.
Федор Игнатьевич повернул в сторону своего дома и прощаясь со вздохом произнес:
– И для чего мы все это только говорим друг другу?
– А только для того, чтобы убедиться, что живем мы вовсе не так, как предрекал нам Творец, пожал руку приятелю Роман Григорьевич.
4
В понедельник Роман Григорьевич поехал на прежнее место работы.
Начальник отдела кадров спокойно и доброжелательно встретил его:
– Что вы спешите… Отдохните, у вас длительный отпуск… Что-нибудь придумаем… Я позвоню.
Роман Григорьевич на всякий случай дал свой мобильный.
Через неделю он позвонил сам, но ответ был тот же:
– Не волнуйтесь… Отдыхайте.
Время шло, а вызова все не было.
«А что, собственно, меня так тянет на работу… надо освобождаться от этой зависимости…», – не раз приходило в голову.
Жена не раз намекала, что можно и поменять род деятельности, и найти сносную работу с неплохим заработком, тем более, что ему были знакомы основы модные теперь принципы коммерции.
Роман Григорьевич молчал и не понимал, к чему этот разговор: ее предложения вовсе не привлекали его. Вообще он не знал, как вести себя с ней. Видимых противоречий в отношениях не было, но внутренне он ощущал какое-то напряжение в разговорах с ней и очень обрадовался, когда она решительно объявила, что поедет погостить на дачу к дочери.
И он стал просто ездить на выставки, в места своего детства, юности, и стал получать от этого удовольствие.
Однажды около метро он увидел на мостовой листок рекламы, написанной крупными буквами. Привлекло неизвестное ему слово «груминг».
Какая-то женщина тут же рядом раздавала эту рекламу, он взял листок.
«Фитнес-клуб для собак и кошек „Друг“», – прочитал он машинально.
Реклама обещала беговые дорожки и тренажеры для осанки домашних питомцев, а также точно расшифровывала непонятное заинтересовавшее его слово. Это оказались – стрижка, мытье собак и кошек, обработка ушей и когтей.
В конце рекламы было приложено приглашение на курсы груминга, которые, естественно, были платные.
«А ведь кого-то жизнь заставит обучаться и этому… А может будут и желающие», – немного расслабляясь заулыбался неожиданно он.
Но потом представил свою немыслимую улыбку со стороны и затосковал.
Чтобы как-то отвлечься от навалившейся на него свободы без привычной повседневной занятости, Роман Григорьевич накупил книжек, благо их было теперь великое множество, и читал. Он улавливал в современной литературе крупицы интересного, но их было несравненно мало по сравнению со старыми литературными инструментами.