Солнце сияло

Я спустился с велосипедом на свой этаж, подкатил к квартире, достал из кармана ключи и открыл дверь. Темнота была - как слепота, и первым делом, вкатив велосипед, я включил свет. Захлопнул дверь, стал устраивать велосипед на его обычном месте, и тут мне показалось, что в квартире что-то не так. Что не так, я не успел осознать: со всех сторон прихожей, с кухни, из комнат, материализовавшись из стоявшего там мрака, появились квадратные человеческие фигуры. Если у кого никогда не вставали от ужаса волосы и он не верит, что такое бывает, хотел бы его заверить: бывает.

- Что, сучара, - сказала одна из фигур, и я наконец опознал ее: это был "друг". - Думал, на велосипеде, как на крыльях? А мы, видишь, терпеливые, мы дождались.

Они не могли попасть в квартиру, просто толкнув незакрытую дверь. Я точно помнил, что запирал ее. Они подобрали ключи. Или поорудовали отмычкой.

Я дернулся к двери - рвануть ее, выскочить наружу, - но поздно: шесть рук единым движением схватили меня и, словно куклу, повлекли в большую комнату, где тотчас зажегся свет, и навстречу мне из ее глубины выдвинулся директор Барана.

- Давай по-хорошему договариваться, - своим тихим, заморенным голосом произнес он. - Пока на тебя счетчик не включили.

Что такое счетчик, проживши в Москве полные шесть лет, я, естественно, знал. Но все же я не смог отказать себе в удовольствии и не спросить:

- А что это такое, счетчик?

- Да нет, если по-хорошему, то никакого счетчика. - Директор говорил, и казалось, каждое слово доставляет ему страдание; его бы воля - он не раскрывал рта. - Алеха не зверь, зачем он тебя просто так на счетчик. Он свое получить хочет. Отдай его - и гуляй.

Я уже пришел в себя, волосы мои успокоились, и от идиотизма положения, в котором оказался, меня разбирал смех. У меня было ощущение - это не со мной, это с кем-то другим и я, стоящий здесь один против четверых, - это не я.

- Нет же денег, - чувствуя, как гримаса неудержимого смеха лепит из моего лица маску сатира, выговорил я. - Откуда? Все потрачено!

Удар сзади по почкам был такой - смех встал у меня в горле воздушной пробкой.

- С тобой не шутят, - услышал я голос директора, когда отдышался. - Два дня тебе - и чтоб деньги были.

- Пош-шел ты! - вырвалось у меня.

Не знаю, дал ли он какой-то знак, скорее всего, да, потому что "друг" и двое других тут же принялись за меня - словно я был боксерской грушей и они отрабатывали на этой груше удар.

Я пытался ответить, но тщетно: я только бессмысленно тыкал руками в воздух. Это была не драка, как у нас с Бочаргиным, это было избиение. И у меня не имелось ни единого шанса выйти из этого побоища хотя бы с самым мало-мальским достоинством. Против троих, когда ты один, сделать ничего невозможно. Если только ты не супермен из голливудского боевика.

В темноте, что была разлита вокруг, словно в комнате потушили свет, меня рывком подняли на ноги и с размаху бросили в кресло. От толчка, когда приземлялся, все во мне сотряслось, как от удара, и я невольно простонал. Некоторое время спустя на лицо мне легло что-то холодное и мокрое.

- Утрись, - услышал я голос, донесшийся до меня, словно из другого мира.

Я дотянулся до лица рукой - это, судя по всему, было махровое полотенце из ванной, которое намочили водой.

Я прекратил промакивать лицо полотенцем, и полотенце у меня тотчас отняли.

Директор со своими измученными кишечной болезнью глазами стоял передо мной и держал в руках что-то, похожее на веер. Я присмотрелся - это были доллары.

- Нехорошо, - сказал директор. - Денег-то куры не клюют. Тысяча есть. Еще одиннадцать за тобой. Лишнего не надо.

Они тут не теряли времени даром. Они нашли мои деньги. А значит, и паспорта - и внутренний, и международный - тоже были у них: и деньги, и документы - все лежало в столе вместе.

Паспорта директор и не замедлил мне продемонстрировать.

- Возьмем с собой, - потряс он передо мной их книжицами. Листанул общегражданский паспорт, открыл страницу с пропиской в Клинцах и зачитал адрес вслух. - Наверное, там папа с мамой, да? Бабушка с дедушкой? Два дня, Саша. А нет... Это ребята не вышибали из тебя. Вышибать они вот тогда будут.

Я ему не ответил. Я сейчас хотел только одного: чтобы они поскорее убрались.

Ночью, отлежавшись в горячей ванне, я сидел составлял список своих должников. Следовало собирать эти одиннадцать тысяч и отдавать - другого выхода я не видел. Уходить в бега, прятаться, меняя квартиры, - это был не вариант. Куда я мог удрать из Москвы? Я не мог обойтись без ее кормящей груди, как Ромул с Ремом без сосцов волчицы. Да и что бы я делал без паспортов? Поехать в Клинцы, заявить там о пропаже и просить новый паспорт тоже исключалось. Они знали адрес родителей, и пойти этим путем - значило подставить вместо себя отца с матерью, сестру с мужем. Думалось и о том, чтобы пойти в милицию, довериться им - и будь что будет, но воспоминания о той парочке, что посещала меня после убийства Стаса, было достаточно, чтобы мысль о милиции увяла, не распустившись.