Мы тоже представляем собой глиняные кувшины. В них много всего. Это часть божественности, часть океана, но как сравнить внутреннюю воду с внешней водой? Однажды придется разбить и кувшин. Вас окружает самость, «я», эго. Но когда вы узнаете красоту самости, глиняный кувшин покажется вам золотым сосудом. И вам будет уже трудно разбить его. Поэтому в некоторых искателях эго зачастую принимает странную форму. Искатель нередко останавливается на пути медитации именно там, где «я» окрашивается в золото, где он ощущает себя владельцем громадной энергии, бесконечных знаний, неограниченной силы. Такое понимание становится утверждением внутреннего «я». Люди, останавливающиеся здесь, не поднимаются выше седьмой сутры. Складывается впечатление, будто человек приблизился к дому, но застрял у ворот. Он закончил странствие, но остановился у самых ворот. Так часто бывает. Человек проходит тысячи миль, приближается к дому, но потом ему трудно сделать даже один маленький шажок. Он был способен прошагать много миль, добраться до самого дома, но на пороге силы покидают его. Часто бывает так. что люди отдыхают как раз на пороге дома.
Многие искатели застревают на седьмой сутре. Восьмая сутра становится трамплином. Вы совершаете стремительный скачок. Ваша способность достичь седьмой сутры неудивительна. Но утрачивая себя, вы демонстрируете замечательную способность. И вы спрашиваете себя, зачем вам теряться? Если мы перестанем быть самими собой, тогда какой смысл иного существования? Если самости не будет, тогда что именно назвать просветлением, божественностью, йогой, религией? Свободой можно пожертвовать ради самости. Освободиться от самости невероятно трудно. А освободиться ради укрепления самости очень легко, ваш ум стремится обрести свободу такого рода. Но вы застреваете в свободе от самости. Ум готов совершить последний скачок. И йога предписывает путь, на котором можно сделать последний скачок.
Самый важный поиск, который начинается после седьмой сутры для осознания восьмой сутры, выражается вопросом «кто я?». Вы ищете себя. На протяжении семи сутр вы задавали вопрос: «Что я?» Но потом вы принимаетесь спрашивать: «Кто я?» И чем глубже наш поиск, тем нам яснее, что это еще не окончание нашего поиска, что мы находимся не только здесь, но и за пределами самих себя. Поиск не имеет конца, все границы растворяются. В конце концов вы понимаете, что вы и есть все сущее. И как только вы осознали это, «я» в вас исчезает, поскольку остается только «ты». Во внешнем мире нет «ты». Там все превратилось в «я».
В революцию 1857 года британские солдаты убили одного саньясина. Он молчал тридцать лет.
«Почему ты хочешь принять обет молчания?» -спрашивали его люди перед тем, как он принял это решение.
«Я не могу ясно выразить то, что хочу донести до вас, - отвечал он. - Слова не способны на это. И мне не хочется говорить, потому что слова тщетны».
И он замолчал на тридцать лет. Он ходил по дорогам в обнаженном виде и не произносил ни слова. Однажды этот саньясин шел по дороге неподалеку от британского лагеря. Солдаты остановили его и отвели к начальнику лагеря.
«Кто ты?» - выпытывал у него начальник, но саньясин всякий раз только смеялся. Он хранил обет молчания, поэтому не отвечал. Да и кто способен ответить на такой вопрос? На него невозможно ответить. Как только вы нашли ответ, он тотчас же испаряется.
Эта загадка до сих пор не разрешена, и ее никогда не разрешат. Искатель находит ответ только тогда, когда испаряется. Но в таком случае ответ уже ничего не значит. Пока искатель существует, ответ найти невозможно. Итак, ответить на этот вопрос не получится, поскольку он не известен.
Саньясин хохотал. И чем громче он смеялся, тем сильнее сердились солдаты. В конце концов к его груди приставили штык. Солдаты решили, что саньясин издевается над ними. В миг смерти он произнес несколько слов, тем самым нарушив тридцатилетнее молчание. Удивительно, что он вообще нарушил молчание. А его ответ еще удивительнее, ведь солдаты спрашивали: «Кто ты?» Он не отвечал им. Но в миг смерти он открыл глаза, снова засмеялся и произнес великую строку из Упанишад.
Он сказал британским солдатам, целящимся в него: «Это есть то, белые люди, вы тоже есть то».
«Кто ты?» - еще раз грозно спросили его солдаты.
«Вы тоже есть то», - ответил им саньясин. Он не сказал, что они то же самое, что и он, каким бы он ни был. Саньясин отбросил остальную часть фразы, которая и так ясна. Он не сказал: