Солнце светит не всегда (СИ)

Но не яркий, теплый, солнечный свет, а бледный, холодный - так отливают драгоценные камни в сырых пещерах, где раздаются глухие удары кирки. Ее свет утонул под темными сводами, ее свет гаснет в вековых разломах, ее свет разбивается о толстый камень - тусклый, едва-едва пробивающийся на поверхность.

Такова природа эраклионского сияния, спертого, удушающего, погребенного под тяжелым гранитным камнем.

Тогда она ответила кратко, не особо желая развивать эту тему.

- Да, фея.

- А Энчантикс?.. - он не мог этого не спросить, а она не могла винить его за это. Потому что узнавая о том, что ты имеешь за спиной крылья, любой, разумеется, поинтересуется, завершила ли ты свое полное становление.

- Есть.

Ответила она также коротко. Тем самым показав, что это не та тема, о которой ей так уж сильно хочется говорить. Ян - мальчик умный и все понимает.

Многие феи могли похвастаться красочными историями получения своего Энчантикса. У Серверджины они всегда вызывали вежливую ухмылку. Правда заключалась в том, что она просто не помнила, как получила свой Энчантикс.

Когда две феи встречаются между собой, у них всегда найдется одна общая точка соприкосновения. Как первокурсников объединяют рассказы о сдаче единых экзаменов, предусмотренных после окончания старшей школы, так и фей объединяют захватывающие, необыкновенные истории получения Энчантикса. Именно это первым делом становилось предметом обсуждений. Если Серверджина удосуживалась попасть в такую компанию, она деликатно обтекала эту тему стороной.

В тот вечер был чей-то особняк. Кажется, Меттиса. Была вечеринка, проходившая за закрытыми окнами и плотно захлопнутыми дверьми. Тридцать человек, не больше. Свои да те, кого свои прихватили по дороге. Случайные попутчики, друзья, троюрдные братья-сестры, друзья друзей, их братья и сестры. И так далее.

В тот вечер было все. Дорогой алкоголь, сладковатый дым, дорогие сигары, которые галантно богатеньким девочкам прикуривали богатенькие мальчики, оценивающе проходясь хищным взглядом по их фигуре. Были голубые таблетки - ну а куда же без них. Те, кто попадал на такие сборища в первый раз, приходили в восторг, им казалось, что они вступили в запретную зону.

Серверджине же… Было никак.

Она была здесь, потому что были все. Вопрос не заключался в том, нравилось ей или нет, такой вопрос даже не ставился. Серверджина принадлежала к аристократии. А значит, должна была вести себя подобающим образом.

Но в тот вечер она впервые приняла и красные таблетки. Эти были сильнее. Они сразу же погружали в неслыханную эйфорию, уносили далеко-далеко, и потом, когда их эффект проходил, ты едва ли мог что-то вспомнить. Если вообще вспоминал. Тебе было весело, ты смеялся, раскрепощался, видел все совершенно в иных оттенках: приглушенных и каких-то таинственных. Но это все и оставалось там, с этими красными таблетками.

Их названия никогда не произносили вслух. Но их принимали. Принимала и Серверджина, хотя чаще она останавливала свой выбор на голубых. В этот же вечер рискнула попробовать красные.

Когда она очнулась, то не сразу поняла, что вообще пришла в себя. Голова плыла от принятых накануне алкоголя и наркотиков. Серверджина еще была под кайфом, еще была пьяная, когда она почувствовала боль, а затем обнаружила, что лежит, упираясь животом, прямо в дверной порожек. Да. Ногами в одной комнате, лицом и остальной частью тела в коридоре. Лежала в дверном проеме. И сколько именно, это был, конечно, занятный вопрос.

Но было что-то такое, что Серверджина заметила не сразу, а когда попыталась встать и что-то за ее спиной существенно помешало этому процессу. Крылья. Большие, тяжелые крылья, сложенные за ее спиной. Она заметила мерцающие перчатки на своих руках, и ей все стало понятно. Кажется, тогда она еще засмеялась: потому что так получать Энчантикс… Это нужно умудриться.

А вот потом стало не до смеха, потому что Серверджина услышала раздирающий душу крик.

Ноги сами помчали ее на голос. Сознание, еще затуманенное, все же различало знакомые залы. Услышала не она одна. Кажется, вечеринка успела уже закончиться и большинство членов ее покинуло. Осталось, быть может, пять-семь человек. Все они стекались на истошный крик.

Он полулежал-полусидел в дорогом кресле. Уже посиневший, с откинутой набок головой. Шею слишком туго стягивал галстук, который неестественно поднимался вверх. Магия - поняла Серверджина. Но это было не все. Вокруг его шеи вилось, словно венок из терновника, чернильное заклинание. Явно темное. Возле него стояла хорошенькая богатенькая девица в дорогом платье и, не смолкая, вопила.

- Мертв. Он мертв! - кричала она.

Находящиеся в комнате протрезвели почти мгновенно.