Солнце тоже звезда

– Все нормально, Мэри, – обращается он к секретарше. – Я с ней поговорю.

Я быстро прохожу в коридор, пока мужчина не передумал. Он разворачивается, не глядя на меня, и идет вперед. Я тихо следую за ним. Наконец он останавливается перед дверью в кабинет Карен Уитни.

– Подождите здесь. – С этими словами незнакомец исчезает на несколько секунд и возвращается с красной папкой в руках – это мое личное дело.

Мы преодолеваем еще один коридор и наконец заходим к нему в кабинет.

– Меня зовут Лестер Барнс, – начинает он. – Присаживайтесь.

– Я…

Он поднимает руку, призывая меня к тишине.

– Все, что мне нужно знать, – в этой папке. – Он берет ее за уголок и трясет. – Окажите себе услугу – помолчите, пока я читаю.

У него на столе царит порядок, которым он явно гордится. Я вижу комплект серебряных канцелярских принадлежностей: держатель для ручки, подносы для входящей и исходящей почты и даже визитницу с выгравированными на ней инициалами. Кто-то еще пользуется визитками? Я протягиваю руку, беру одну и кладу себе в карман.

Высокий застекленный шкаф, который стоит за его спиной, хранит стопки цветных папок. В каждой папке – чья-то жизнь. Наверное, цвет может рассказать о судьбе каждого иммигранта… Моя папка отмечена красным – цветом отказа.

Проходит еще несколько минут, и Лестер Барнс наконец смотрит на меня:

– Зачем вы пришли?

– Карен, то есть мисс Уитни, назначила мне встречу. Она была так добра ко мне. Сказала, что, возможно, что-нибудь придумает.

– Карен новенькая. – Он произносит эти слова тоном, который, казалось бы, должен что-то мне объяснить, но я не понимаю – что.

– Последнее ходатайство вашей семьи было отклонено. Приказ о депортации в силе, мисс Кингсли. Вы и ваша семья должны покинуть Америку сегодня вечером, в десять часов.

Он закрывает папку и пододвигает ко мне коробку с бумажными платками, ожидая, что я заплачу. Но я не из слезливых. Я не плакала тогда, когда отец впервые рассказал нам о депортации, и тогда, когда все наши ходатайства были отклонены. Я не плакала прошлой зимой, когда узнала, что мой бойфренд Роб, теперь уже бывший, мне изменяет. Я не плакала даже вчера, когда прощалась с Бев. Мы обе еще несколько месяцев назад знали, что нас ждет разлука. Я не плакала, но сдержать слезы было трудно. Бев обязательно сходила бы сюда со мной, но она уехала вместе с семьей в Калифорнию – изучать университеты штата, особенно университет в Беркли. «Может, ты все еще будешь здесь, когда я вернусь, – сказала она, после того как мы обнялись в семнадцатый раз. – Дай бог, все получится».

Бев всегда старалась быть оптимисткой, даже когда ситуация казалась безнадежной. Она была из тех девчонок, которые верят в удачу. А я – из тех, кто над ними посмеивается.

Итак. Сейчас плакать я не собиралась. Я встаю, подбираю свои вещи и иду к двери. Все мои силы уходят на то, чтобы не разреветься. В голове звучит голос матери: «Не позволяй гордости взять над тобой верх, Таша». Я оборачиваюсь и говорю настолько тихо, что едва слышу себя:

– Так, значит, вы правда ничем не можете мне помочь? Мне действительно придется уехать?

Но мистер Барнс прекрасно слышит меня. Прислушиваться к тихим голосам отчаявшихся людей – часть его работы. Он барабанит пальцами по закрытой папке.

– То, что ваш отец управлял транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения…

– Это его проблема. Почему я должна расплачиваться за его ошибку?

Мой отец. Одним прекрасным вечером он сел за руль в стельку пьяный, и его, конечно, поймали, выяснив ряд подробностей о нашей семье, а это, в свою очередь, привело к тому, что я вот-вот лишусь единственного места на Земле, которое могу называть домом.

– Ваше пребывание здесь по-прежнему незаконно, – произносит мистер Барнс, но в его голосе уже нет прежней твердости.

Я киваю, но ничего не говорю, потому что вот теперь я точно могу расплакаться. Надеваю наушники и снова поворачиваюсь к двери.

– Я был у вас на родине. Я был на Ямайке, – говорит он и улыбается, вспоминая свою поездку. – Чудесно провел время. Там полный порядок, irie[3]. У вас все будет хорошо.