Солнце в лампе и тайна Коллекционера

Квентин рассмеялся – задорно, как мальчишка. Это он напоминал Джейн один из колокольчиков в лавке её отца. Дорогой, бронзовый, отражающий в своей начищенной поверхности всю роскошь этого мира.

– Я буду называть тебя своей невестой, – заявил Квентин, расцеловав её в обе щеки. Он потянулся к губам – но тут за дверью послышались шаги.

В доме было много окон, но Джейн будто попала в тёмную комнату. Изредка в ней вспыхивал свет, и на сетчатке глаз отпечатывались образы: дворецкий в фиолетовой ливрее – чинный и прямой, как и полагается дворецкому; светлая узорчатая плитка, маркая – как будто специально положенная сюда для того, чтобы слуги могли несколько раз в день до блеска её начищать. Джейн представила, каково было Гулливеру в стране великанов: ей всё казалось огромным. Арочные проходы в галереи, лестница на второй этаж (наверняка придётся подтягиваться на руках, чтобы взобраться на неё). С потолка, рассматривать который можно было только лёжа, свисала люстра-убийца.

Кто-то громко объявил: «Его милость виконт Хэлброк и мисс Джейн Олдридж».

Джейн почему-то думала, что все отцы примерно одинаковые: чуть сгорбленные, улыбчивые, носят в одном кармане старого пиджака леденцы, а в другом – волшебные истории. Но у графа Хэлброка в кармане его расшитого золотыми нитями жилета были лишь часы на цепочке. Тоже золотые. Внешне он соответствовал дому: ростом не меньше шести футов и двух дюймов, стройный настолько, что кухарке, вероятно, приходилось искать на рождество самую тощую индейку. Граф сохранил ясность взгляда и черноту волос, только виски чуть окрасились сединой. Его брови имитировали ястреба на охоте, но Джейн не имела привычки отождествлять себя с кроликами.