Уже спустя несколько дней стало понятно, что с няней я не прогадала. Конечно время на игры у детей было, но был и режим. Они стали спокойней. Обязательно каждый день учили что-то по заданию няни, мастерили или гуляли, слушая какой-то рассказ. Иногда с этим помогал кто-то из рабов или работников, более знающий тему. В общем, всестороннее развитие, насколько это возможно в почти осадном положении. Ездить куда-то с детьми ради развлечения опасалась, помня, что враги не дремлют. Но полагаю им пока путешествий достаточно.
На работе начались трудности. Я никак не могла договорится по поводу следующей партии артефактов. Заказчик требовал мое присутствие. Вероятно, придется ехать в столицу. Но ощущение опасности никуда не делось и в каждой ситуации теперь виделся злобный замысел против меня. А деньги таяли неумолимо, хоть бери и кого-то в аренду сдавай. Но это крайние меры.
Еще меня угнетали недомолвки с Эритом. Поначалу, пока не было няни, он беспокоился и старался далеко от детей не отходить, держа в поле зрения. Но и не нянчился с ними. Я не понимала его поведения. Знала уже, что в особняке, помимо персонала, дарить им семейное тепло было некому. Он был для них всей семьей. Поэтому намеренное отчуждение меня удивляло. Когда я предложила укладывать их первое время чтобы адаптировались, радость сильно пытались скрыть. Я еще больше озадачилась. Ведь запретов никаких не ставила, но Эрит как будто ждал приказа.
Еще я немного злилась на него. Ведь мог же рассказать о детях, чтобы знала, чего ожидать. И возможно вмешалась бы раньше. Знаю, глупо думать если бы да кабы. Умом понимаю, что это лишнее, но чувствую вину перед ними. Чтобы не скандалить решила подержать дистанцию и остыть. А уже после выведаю у него суть проблемы.
После двух недель спешки и хаоса в доме воцарился кое какой порядок. Я решила не откладывать в дальний угол вопрос статуса детей. Просидела в кабинете больше половины дня, читая законы. Выяснить удалось немного. Ошейников детских нет, поэтому их и не повезли на рынок. Но караванщики схитрили, определив детей как магическую аномалию. Вот так. Продавать детей запрещено, а сажать в клетки можно. Да здравствует самый гуманный правитель, чтоб его магической отдачей расплющило. Но и свободными гражданами мои дети не станут. На данный момент все что я нашла, это то что они могут числится как трофей, а в семнадцать лет станут рабами. Усыновить их нельзя, так как они уже имущество.
В дверь постучались. Жи сообщил что пришел раб товы Верлии. Я удивилась, ведь подруга всегда могла написать мне по свитку. Раб принес сверток, в котором я обнаружила краски. Моргнула, погладила баночки. Они. Я искала где купить такие. Их используют для рисования по кожаным изделиям, но мастера уперто держались за секрет производства и сырье не продавали. Магией создать почему-то не получалось. Взяла на палец. Густые, ощущается наличие жира. Буду пробовать масляную живопись. На радостях не обратила внимание как напряжен раб.
− Госпожа, простите. Хозяйка написала вам письмо.
И вправду, под красками обнаружился конверт. Когда из первых строк письма я узнала, что у не чистых на руку магов может быть возможность «подсматривать» сведения на маг свитках, поняла, что веселье кончилось.