Солнце в Овне (СИ)

На Илью Артём даже не смотрит. Сразу выцепляет взглядом меня. И как только находит и видит моё состояние, мне кажется, даже воздух вокруг накаляется, от напряжения искрит.

Медленно подходит, опускается на корточки, берёт меня своей рукой за затылок и утыкает лицом себе в грудь. Сам зарывается носом в мои волосы на макушке и начинает жадно дышать.

Как только чувствую щекой Артёма, мир для меня сужается до крошечного пространства, где есть только я и он. Вокруг нас будто вакуум.

— Кто? — Скорее ощущаю рычащую вибрацию в его груди, чем слышу вопрос.

Но сказать ничего не могу. Я в таком шоке от произошедшего, что просто начинаю рыдать у Артёма на груди. В голос. Со всей болью.

Яровой замирает. Его пальцы зарываются в мои спутанные локоны. Мне больно. Затылок саднит. Он не знает, что меня только что оттаскали за волосы. А от эмоций бережно у него не получается. Болезненные ощущения сильнее меня взрывают. Объяснить ничего не могу, и только с ещё большей горечью ударяюсь в слёзы.

В комнату врывается кто-то ещё. Но ни я, ни Артём не реагируем. Лишь по голосу я узнаю Глеба:

— Нашёл?

Яровой с трудом сглатывает.

— Да. — Совсем тихо отвечает мой муж.

— Как она?

— Пока не знаю. Посмотри Илюху.

— Эй, братишка, ты как? — Уже обращаясь к Илье, спрашивает Глеб.

А у меня перед глазами начинают мелькать сцены избиения Илюхи «бородатым», и от этого по новой накрывает неконтролируемой волной рыданий.

— Блядь. — Тихо произносит Артём мне в макушку, прижимая ещё крепче к себе.

Чувствую щекой, как его мышцы напрягаются словно стальные канаты. Он впечатывает меня в себя, как будто пытается вобрать всю мою боль.

Но это так не работает. Мне плохо. Меня накрывает щемящими эмоциями, внутренности выворачивает от несправедливости, человеческой беспощадности, звериной бесчеловечности.

Я не могу успокоиться. Боль и горечь просто фонтанируют.

Сквозь вату слышу разговор Артема с Глебом.

— Тёмыч, его бы в больничку.

— Тащи в машину и отправляй Макса, пусть предупредит, чтоб врачи были готовы принять… обоих.

— Понял. А те трое?

— Подождут.

— Макс, помоги. Хватай под другую руку. Давай, Илюха, потихонечку.

Я ещё долго не могу успокоиться. Всё это время Артём прижимает меня к себе. Молчит. Но я чувствую, что он натянут, как струна. Малейшая моя провокация и он сорвётся, как зверь с цепи.

Когда океан слёз заканчивается, меня потихоньку окутывает спокойствием. Словно хладнокровие Артёма капля за каплей переливается в меня. Наполняет чувством невозмутимости, бесстрастности и безмятежности.

Я затихаю. Меня словно выключили. Смотрю на всё отрешенно.

Яровой считывает меня, расслабляется. Отстраняется слегка. Заглядывает в глаза. Его челюсть сжимается. Желваки ходуном ходят. Не нравится то, что он видит.

Мне тоже не нравится то, что я пережила здесь и чувствую сейчас.

Но это «дано», и с этим придётся жить.

Артём помогает мне встать на ноги. Придерживает за талию. Пристально наблюдает за каждой эмоцией. Замечает, как я морщусь, когда задеваю больную руку.

Осматривает меня с ног до головы. Оценивает молча степень повреждений, нанесенных мне тюремщиками.

Я тоже прислушиваюсь к себе. На Артёма не смотрю, у меня свои эмоции зашкаливают. Сосредотачиваю взгляд на противоположной стене.

Бедро ломит, плечо ноет, кожу под волосами саднит, руки вообще не чувствую. А ещё щека чем-то заляпана, и бровь жжёт.

Красавица, одним словом!

Артём, удостоверившись, что я могу самостоятельно стоять, оглядывается вокруг. Но руки с талии не убирает.

Морщится. Сплёвывает.

Да, восхищаться тут нечем. Убого, мрачно и холодно. Эта коморка пробыла нашей тюрьмой несколько дней.

Хочется сжечь тут всё. И воспоминания вместе со всем этим убожеством.

Я не свихнулась от страха только благодаря Илюхе.

Илюха! Брат Ярового! Смотрю с любопытством на Артёма, ищу сходство. Совсем не похож. Ни капельки.

И братской любви между ними не чувствуется. Артём к Илье относится, как к любому другому своему сотруднику. Никак его не выделяет. Поэтому для меня было так удивительно узнать об их родстве. Интересно, кто-то ещё знает?

До моего слуха доносится грубый разговор в соседних комнатах.

Внутри меня вдруг начинает закипать неконтролируемый всплеск эмоций.

Ненависть.

Ледяная.

Нечеловеческая.

Течёт по венам.

Замораживает.

Заполняет меня всю.

Доходит до мозга.

Зрение становится чётче.

Появляется фокус.

Никогда раньше я такого не испытывала.

Глава 26

Отталкиваю Артёма здоровой рукой и выскакиваю из комнаты.

Мчусь по коридорам на голоса, вбегаю в светлую просторную комнату. Не чета той, где нас держали. Щурюсь от яркого света. Пережидаю мгновение, пока глаза привыкнут, замерев на входе. Оглядываюсь.

Нахожу «бородатого». Он лежит мордой в пол. Как и два других наших с Илюхой конвоира.

Резко устремляюсь к обидчику.

Начинаю со всей злости пинать ногами верзилу везде, куда попадаю. За себя! За Илью!

Да, лежачего не бьют. Но он тоже так делал, значит и с ним так можно.

— Оу! — Восклицает поблизости кто-то из людей Ярового от неожиданности.

Но никто не вмешивается. Наблюдают.