Солнце в рюкзаке

Богам пришлось потесниться. Стало не до жертвоприношений – у белого города отхватывали кусок за куском, строили новые дома и склады, резервуары и канализации. В итоге опешившие боги оказались в одном-единственном здании, которое до сих пор называется Дворец, хотя выглядит, на ее, Эбин взгляд, довольно убого. Можно было бы и покрасить.

Боги заперлись там и придумали систему – превратив свое умение в ходовой товар. Выдавали желающим лицензию на исполнение желания, а взамен требовали крови – по старинке.

Люди пользовались, но как-то вяло – разбогатевшие на продаже своей черной грязи, они могли приобрести себе все, что пожелают.

Неприятности начались, когда осенним утром прогремело землетрясение – гигантские волны смыли добывающие вышки, навсегда изменилась топография дна и вся жижа выплеснулась и стала непригодной от смешения с соленой водой.

– «Игла» кое-как переварила, – задумчиво сказал Лайн. – А знаешь, на что похоже, Раннинг? На симбиоз двух принципиально разных разумных видов. Квоттербек тебе подробнее расскажет, я рассказчик никакой.

Остров продолжал жить, но кое-как. Сюда свозились химические отходы, и мало-помалу он превратился в свалку. Процветала только дворцовая система, и появились скоро и кураторы процесса – те самые «Короли» – и первые завсегдатаи и психи…

– Желания действительно исполняются, – сказала Зера-Эба. – В этом-то и проблема. Появляются живехонькими те, кто уже умирал, – и страшно даже представить, какая сила их здесь удерживает. В катакомбах прячутся какие-то мутанты, не похожие ни на что. Шляются по борделям вечно юные девки и вечно укачанные наркотиками уроды. Боги – сидят во Дворце и, наверное, сохранили еще золотые кастрюльки, а здесь какая-то живодерня круглосуточно. У всех есть желания… кто-то не может убивать, потому что слабый, кто-то искалечен, кто-то боится, но все они сидят здесь в надежде на шанс, даже если давно потерян или просрочен талон. Говорят, боги иногда помогают в достижении цели – самым упорным… Раннинг, чего бы ты хотел? Не стесняйся.

Я пожал плечами.

– Солнце. Пятую линию. Тайтэнда назад.

– Я серьезно спрашивала.

И тут я увидел Лайна. Он смотрел невидящими глазами прямо перед собой и руку держал на груди – там, где у него всегда клокотало и булькало.

Мне очень повезло, что он выбросил талон, вот что я думаю. Потому что я знал, чего он хочет сильнее, чем вернуть обратно наше Солнце.

Зера-Эба зевнула, прикрыв рот ладонью. Мне тоже хотелось спать – я мотался на ногах целые сутки.

– Ложитесь, – сказал Лайн. – Я посторожу.

Он снова смотрел просто и спокойно, кризис миновал. Я улегся за его спиной на какую-то доску, Эба пристроилась в уголке, вытянув забинтованную ногу, – я еще несколько минут смотрел на нее, завороженный непривычными для меня линиями тела – плавными, крепкими и округлыми, но потом она увидела и сделала страшные глаза. Я отвернулся и попытался придумать себе желание – все вертелось перед глазами, все скакало в хаотичном разноцветном движении, и я помню, что странно больно стало оттого, что я так ничего и не надумал.

Приснилось мне тогда, что я стал Квоттербеком. Не собой, а именно нашим Квоттербеком, и вместо позорного провала одержал блистательную победу над «Королями», правильно рассчитав время и закопав бочонки с кислотой на их пути – в узком проходе между ворот. Я даже слышал, как они приближаются – топ, топ, топ. И понимал, что должен проснуться, но не мог – не имел права покидать свой пост возле этих закопанных бочек.

А проснулся от сухого треска выстрелов, визгливого задыхающегося крика и цепких рук на моей шее. Вывернувшись, я подмял под себя брыкающееся тело, коленом прижал выступающий кадык и увидел – Зера-Эба стоит на коленях перед спящим Лайнменом.

– Лайн! – выкрикнул я. – Лайн!

Затылок у него был неподвижным, а рука ушла под колени Эбы неестественным углом, очень ломким и страшным.

Рядом лежала «Игла» – из прорези ее желудка шла черная с желтым отливом пена.

Эба поднялась с колен, и я увидел выцветающий камуфляж, оставляющий лицо Лайна бледным и беззащитным. Серые глаза угасали так же стремительно, выпуклый зрачок ослеп.

Три таких же слепых зрачка, черные с красной каймой, дымились на его шее и у сердца.

– Как? – глупо спросил я и ослабил захват.

– Домой! – тут же заорал Журов, набрав воздуха. – До-мо-о-ой! Я хочу домой!

Он забил руками, попадая мне по лицу и плечу. Яростные быстрые удары, словно укусы какого-то животного.

Зера-Эба снова опустилась на колени и закрыла от меня лицо Лайна – я понял, Аттам, я никогда его больше не увижу. Никогда больше не увижу, потому что Эба сидит на коленях и ласково гладит его неподвижный затылок.

Я нарезал из Журова лоскутов. У меня был только нож, но, когда я закончил, передо мной лежало то, что можно было слить в бочку через отверстие в пять сантиметров диаметром. И – клянусь – ничего бы не застряло.