Солнце в рукаве

А потом они заберут книги – пару десятков томов тяжеловесной прозы, которая всегда была ей не по зубам, и Надя снова останется одна. И первым ее импульсом будет допить чай Егора из его чашки. Унизительно, но все равно волнующе – прикоснуться губами к тому месту, до которого еще пару минут назад дотрагивались его губы. Все равно что поцелуй – но только опосредованный, через чашку. Надя задумчиво допьет чай, а потом бросит чашку в стену, и та разлетится на десятки кусочков. На стене грифелем нарисован портрет группы «Биттлз» – Егор нарисовал. Темная чайная жижа будет стекать по лицу молодого Леннона. Надя возьмет губку и чистящий порошок и сотрет потрет со стены – яростно, быстро, в режиме истерики.

А потом посмотрит на себя в зеркало – нарядная туника, яркий макияж, и поймет, что она – клоун, бездарный, усталый, несмешной. Умоется едким мылом, потушит ароматическую свечу и всю ночь, сидя на полу, проплачет.

А утром к ней приедет Марианна с sos-корзинкой – пирожные из французской кондитерской, свежий цитрусовый сок, витамины, крем для лица. Она заставит Надю выпить кофе, а потом поведет ее в парк. Они будут сидеть на скамейке, кормить голубей и пить чай с корицей из термоса. Марианна расскажет ей последние новости, и ее щебетание будет умиротворяющим, как бабушкина сказка на ночь (имеется в виду не Надина бабушка – та сроду не рассказывала ей сказок, а обычная, среднестатистическая, мягкая, седая, румяная, пахнущая тестом и розами, уютная бабуля). Марианна отведет ее домой, Надя заберется под одеяло, проспит двадцать два часа подряд и проснется с твердым намерением начать новую жизнь.

Данила был… светлым и ускользающим, как солнечный луч для игривого котенка. Он был противоположностью Егора, и это умиротворяло – казалось, высшие силы, сжалившись, позволили Наде играть другой мастью. Встретить мужчину, с которым она сможет быть счастливой. Данила был мягким, принимал ее такой, какой она была, умел шутить так, что она захлебывалась от смеха, тоже не понимал тяжеловесную прозу, а ее заботу принимал не как должное, а с удивленной благодарностью. Он был как лучшая подружка – только при том она его еще и хотела, до дрожи в коленках. Он читал ей вслух журналы, варил для нее какао, а однажды – Надя не знала, было ли это проявлением высшей близости или безумия – сделал ей эпиляцию шоколадными восковыми полосками. Полоски лежали на видном месте в ванной, он прочел инструкцию, и ему захотелось попробовать. После долгих уговоров она разрешила, и закончилось все сексом на стиральной машинке. В итоге одна из полосок прилипла к его ягодице, а когда Надя оторвала, он закричал так, что соседка сверху несколько раз ударила половником по батарее. С ним было весело. Он был как ребенок – в самом лучшем смысле слова. Или как буддийский монах – умел принимать жизнь свежей. Смотреть на мир широко открытыми глазами, каждое отведенное мгновение проживать с наслаждением гурмана. «Пойдем делать глупости», – бывало, говорил он. И они шли валяться в сугробе, поедать эскимо на скорость, пешком бродить по Бульварному кольцу, фотографировать туфли встречных женщин, рисовать облака, покупать средневековую музыку, петь мантры в эзотерическом клубе, пить пиво с байкерами, покупать воздушные шарики, вдыхать газ, которым они наполнены, и звонить друзьям смешными тонкими голосами. Роман с Данилой был подобен обратному току времени. Надя будто бы возвратилась в детство – только не в настоящее, а в альтернативное, то, которого у нее самой никогда толком и не было, но она с легкой завистью наблюдала за ним у подруг, в книгах, в киножурнале «Ералаш». Первые две недели этого романа были подобны адреналиновой прививке. Словно сильные золотые крылья выросли у нее за спиной – Надя, подтянувшаяся, румяная, в бейсболке с надписью «Live fast, die young», летала над пыльным московским асфальтом, а все остальные люди лишь изумленно оборачивались ей вслед.

И мама говорила: «У тебя глаза горят… Значит, это настоящее. Я так за тебя счастлива… Кстати, я тут познакомилась с одним дайвером, и он приглашает меня в спортивный лагерь на Красное море. Только он думает, что мне сорок, и я боюсь показывать ему загранпаспорт!»

И бабушка говорила: «Ничем хорошим это не закончится. Нашла себе нахлебника. Такие только прикидываются легкими, а ранят больнее всех».

И Марианна говорила: «Конечно, было бы лучше, если бы он водил не мотоцикл, а „бентли“, но в целом – одобряю».

Однажды Надя участвовала в интернет-дискуссии о сути брака, идиотской и довольно поверхностной. Иногда за завтраком она просматривала один из расплодившихся в нулевые женских форумов, которые становятся спасательными шлюпками в сером море скуки для домохозяек с гуманитарными наклонностями. Тема была обозначена как «Идеальная семья» – казалось бы, безобидная тема, но, как это часто бывает в Сети, уже на второй странице обсуждение привели к знаменателю некрасивой кошачьей свары. С рвением закаленных в дворовых боях полканов каждый защищал свой огород.