Солнце Велеса

Со стороны Бранемера это был такой знак уважения и заботы, что Лютава сразу ощутила к возможному будущему мужу немалое расположение: он не заставил ее, княжну и волхву, становиться гостьей его нынешней жены или кого-то из родичей. Бойники живо принялись таскать из ладей мешки, короба и укладки с ее приданым, а в избе хлопотали жена и невестка Яроведа, каждая с выводком дочерей. Женщины и девы разложили тюфяки, расставили посуду, развесили по стенам рушники, как делают на свадьбе, и новая изба сразу приобрела не только обжитый, но и очень нарядный вид. В самую главную укладку возле лежанки Лютава поместила горшочек с угольками из печи родного дома: так делает невеста, если поселяется в замужестве в собственном доме, чтобы перенести с собой родительских чуров. Ее чуров сажала в горшок сама баба Темяна, так что они несомненно были тут.

Должным образом их разместив, Лютава вздохнула с облегчением и повеселевшим взглядом обвела свое новое жилье.

– Тебе мои девчонки прислуживать будут. – Жена Яроведа, такая же рослая, как он сам, худощавая женщина кивнула на трех девочек-подростков, от четырнадцати до одиннадцати лет, выстроившихся перед гостьей. – Это Колоярка, это Льнянка, это Сугревушка. Две старшие уже замужем, а эти при нас покуда.

Ратислав с женой и челядью поселились с невестой, а Лютомер с бойниками отправился именно туда, куда так хотела попасть Лютава: на Ладину гору. Там, на склоне, вплотную к валу, с давних времен стояли длинные и широкие обчины, углубленные в землю на несколько локтей. Осень наступала, по ночам уже было холодно, и хотя бойникам не привыкать было ночевать под открытым небом даже зимой, пока оставалось неясным, насколько затянется их гостевание здесь.

Заканчивался месяц вересень, деревья уже стояли в золоте осенней листвы, и гуси собирались в длинные клинья, чтобы лететь в Ирий на зиму. Лютаве предстояло дождаться первого снега, и тот день, когда он появится, станет ее последним днем на вольном свете – до будущей весны. Она чувствовала, что Марена придет лишь через полмесяца, но заключение для нее по сути уже началось – она не могла никуда выйти, и к ней никого из посторонних не пускали, кроме Яроведа с его семейством. Старший волхв рассказывал, что князь Бранемер постоянно расспрашивает его о невесте, досадуя, что не может хотя бы увидеть ту, которую ему обещала дева-удельница. Появиться перед людьми она должна была в тот свой последний день перед уходом под землю. Для этого случая Лютава достала и приготовила наряды, в которых уезжала из Ратиславля: «печальную» сряду умирающей девы-невесты, белую, с небольшой красной отделкой и черным пояском.

Лютаве тоже было любопытно увидеть Бранемера. Она еще не совсем отказалась от надежд, что он и есть ее загадочный жених – Радомир ведь не отпроверг это напрямую – и ей не придется больше ждать. Глупо было надеяться, что потомок через десять поколений окажется похож на предка – того, кто явился ей в избушке Лесавы, – но Лютава все же надеялась.

В эти дни женщины и девушки занимались льном: сушили, расстелив на лугах, вытеребленные стебли, возили сушить, обмолачивали, били масло. Но Лютава не могла принять участия в самых любимых женских работах, ей оставалось только, сидя дома, ткать пояски да шить рушники к весенней свадьбе, которая сейчас казалась такой далекой.

В первые же дни вышло удивительное дело. Утром Лютава сидела с Красеной и Колобожей, Яроведовой женой, и ее четырнадцатилетней дочерью. Они только было взялись за шитье, как дверь из сеней отворилась и в избу шагнула незнакомая пожилая женщина в платке «кукушкой» – повязанным козырьком надо лбом. Колобожа и ее дочь встали и хотели кланяться, и Лютава, видя, что гостья уважаемая, собиралась сделать то же, как…

…Как вдруг между нею и пришедшей вырос жуткий медведь без головы; посреди мохнатой груди, обращенной к двери, открылась пасть, из пасти вырвалось палючее пламя, сопровождаемое глухим яростным рыком. Женщина в платке «кукушкой», аж присев от неожиданности, так же задом вывалилась в сени – благо она не успела далеко отойти от двери – и исчезла! А медведь пропал.

Лютава взглянула на собеседниц: на лицах Красены и двух других отражалось только удивление, но без капли страха. Выходит, куда по имени Волохат видели только Лютава и гостья.

– Куда ты… матушка? – в удивлении окликнула Колобожа и протянула руку вслед ушедшей.

– Кто это? – спросила Лютава.

– Данеборовна старая. Божемогова вторая княгиня, Бранятина мачеха. Видать, хотела на тебя посмотреть, да… Почему же она ушла-то?

– Может, дело нужное вспомнила, – ехидно вставила Колоярка.

Судя по всему, внезапный уход наладившейся было в гости старой княгини ничуть их не огорчил.

– Чудная баба! – Красена пожала плечами. – Уж пришла, так войди поздоровайся, а то ввалилась да и бежать!

– Ну и ладно! – Колобожа сморщилась и помахала рукой, будто отгоняя душный дым. – Уж больно строга старуха! Миловзору бедную двенадцать лет поедом ест. Князь клюшку старую уж прочь отсылал, она у Глядовичей жила года два, потом упросилась вернуться.