Солнце внутри

– Не бойся, я не отправлю тебя в твою безресторанную дыру без ужина, – повел Барон меня в коридор. – Тебе заказано место в лучшем… Нет, не могу сказать, что в лучшем, но для тебя наиболее эффектном ресторане Парижа.

– Для меня одного? – удивился я. – А как же вы?

– Ты мне льстишь, мальчик, – повернул он меня лицом к себе, когда мы остановились у моих пакетов. – Ты ценишь мое общество, и это многого стоит. Но я уверен, что теперь мне лучше избавить тебя от меня и моего многословия и дать, так сказать, осесть всей новой информации. В спокойных условиях.

– То есть в одиночестве?

– В одиночестве в располагающем к правильным мыслям месте, – поднял указательный палец Барон.

– И что же это за место?

– А еще ты должен научиться не задавать преждевременных вопросов, – внезапно Барона передернуло, как от вкуса лимона. – Вот оно снова, это чертово время. Тьфу! Ладно, бери свои вещи и спускайся. Внизу тебя уже ждет машина.

Я торопливо обулся, взял пакеты и прошел к двери. Дворецкий так и держал поднос с часами, но глаза его были закрыты, словно он спал. Барон недовольно откашлялся.

– Да, ваше благородие? – испуганно проснулся он, часто моргая.

– Наш дорогой гость уходит, вам стоит попрощаться на следующие… Скажем просто, надолго.

Грусть завалила меня внезапной лавиной. Я, конечно, подозревал, что следующей нашей встрече с Бароном суждено состояться не скоро, но слышать это от него самого было неожиданно больно.

– До свидания, – заставил я себя улыбнуться дворецкому.

– Au revoir, – слегка склонился тот, раскатывая букву Р на русский лад.

Большого сожаления я не наблюдал, только тщательно скрываемое любопытство.

– До свиданья, – повернулся я к стоящему посреди коридора Барону.

Мне хотелось сказать что-то важное и веское, но в голову приходили одни банальности.

– Спасибо, – прошептал я наконец.

– Пока ты не знаешь, за что благодаришь, – сложил он руки за спиной. – Смотри, может, потом еще пожалеешь. Нет! Не надо больше ничего говорить! Иди!

Я открыл дверь и ступил в темноту.

– И хорошо проверь пакеты, перед тем как выкинуть их, – услышал я напоследок. Дверь тяжело и медленно закрылась, в очередной раз отрезая меня от сказки, которую я так боялся потерять, что еле преодолел первые метры по лестнице.

За мной как будто тянулась резинка, и приходилось убеждать свои ноги, что надо идти дальше, не поддаться тяге и не сорваться обратно к двери Барона. Пройдя таким образом первый пролет, я повернулся и ударил рукой по воздуху, словно там действительно была сдерживающая резинка. И, сам того не ожидая, я почувствовал облегчение и стремглав понесся вниз, чтобы не передумать. Хотя что-то говорило мне, что, даже если бы я в истерике бился на половике перед квартирой, дверь больше не открылась бы.

На улице прямо напротив входа меня ждал черный «Роллс-Ройс». Хотя тогда я, конечно, не понял, что это за марка, а просто увидел внушающую уважение, недосягаемую для обычных смертных машину. Я подошел и заглянул в окно. Суровый коренастый водитель, очень похожий на русского, не повел и глазом в мою сторону. Но во мне с каждой минутой зарождалось все больше уверенности, и я, не задумываясь, открыл заднюю дверь, бросил пакеты на сиденье и сам нырнул в просторный салон. Стоило мне закрыть дверь, как машина тронулась и понесла меня по набережной. Быстро и плавно.

Ресторан, в который меня отправил Барон, на самом деле был кораблем.

То, что мне пора выходить, я понял только по тому, что мы остановились на сколько-то продолжительное время.

– Это… – обратился я к складке на затылке водителя, но осекся, справедливо положив, что не стоит тратить время на лишние вопросы, ответа на которые все равно не последует, и вышел к причалу.

«Роллс-Ройс» незамедлительно отплыл и смешался с потоком красных фар, и только сейчас я заметил, что стою прямо напротив светящейся Эйфелевой башни, на самом верху которой находились прожекторы, бегающие по ночному небу. Буквально пару дней тому назад мы приходили к ней днем и топтались в длиннющей очереди, чтобы попасть наверх, и тогда я не просто недооценил эту стальную громадину, а даже слегка ее невзлюбил из-за потраченного времени. Но теперь она блистала передо мной во всей своей прелести, и я понял, что смотреть на Париж надо не с Эйфелевой башни, а так, чтобы было видно ее саму.

Полюбовавшись вдоволь, я пристроился к очереди элегантных дам и статных мужчин, ждущих на деревянном трапе у пирса. При виде вечерних платьев и костюмов я было спохватился из-за своего неподобающего вида, но быстро вспомнил, что мои протертые джинсы с курткой были больше не на мне, а лежали плотно утрамбованные в пакете. Сейчас я был одет в первый выбранный Бароном комплект из бежевых брюк, белой рубашки и голубого свитера и чувствовал себя вполне уместно.