Солнце восходит на западе

К ней я и буду стремиться от первой и до последней страницы моих записей, кстати, сделанных не потом, а целиком набросанных еще в ходе событий, о которых идет речь на этих страницах.

С этой задачей мне больше всего поможет справиться то обстоятельство, что в начале гигантского столкновения на востоке Европы у меня не было нарочито предвзятого отношения, ни к большевизму, ни к национал — социализму, ибо оба они были тогда чужды и далеки для меня, выросшего и вне России, и вне Германии, под сенью демократического дерева, раскинувшего свои ветви над версальской Европой. А в ходе этого столкновения, когда я вблизи познакомился и с одним, и с другим, я одинаково искренне пожелал, чтобы в вихре наступивших событий нашли свою могилу и большевизм, и национал-социализм, обе политические системы не достойные, ни истории цивилизованного человечества, ни имени Человека вообще.

Теперь, когда отзвучали первые громы, далеко еще не закончившейся мировой грозы, национал-социализма больше нет. Но его старший единокровный брат — большевизм продолжает существовать. Продолжает существовать и угрожать существованию и тех немногих идеалов, которыми еще дышит человечество и которые оно с таким трудом, на протяжении тысячелетий, отвоевывало от царства невежества и мрака.

Если на страницах моих записей большевизму будет уделено значительно больше места, чем национал-социализму, то, с одной стороны, это явится следствием именно того, что национал-социализм уже мертв и желающих вбить лишний гвоздь в гроб покойника найдется, вероятно, значительно больше, чем тех, кто попытается еще раз поднять свой голос против благополучно здравствующего большевизма, собирающегося прикрыть гробовой крышкой весь цивилизованный мир.

С другой же стороны вполне понятно, что большевизм для меня, как русского, является темой гораздо более животрепещущей, нежели германский национал-социализм. Это же относится и к тому русскому читателю, для которого я в первую очередь и пишу свои записи.

Я делаю это не только, как единственный русский журналист из Европы, которому удалось во время войны объехать значительную часть Европейской России и наблюдения, которого могут, таким образом, представлять несомненный интерес, но и как убежденный, до последнего моего дня, враг большевистской системы, которым я сделался не в будничной скуке эмигрантских дней, а в долгих странствованиях по просторам обезображенной большевизмом, родной земли.

Пока будет существовать большевизм, будут существовать и его враги. И чем дольше будет существовать он, тем больше настоящих и упорных врагов будет выковано в борьбе с ним.

Памяти борцов против большевизма, отдавших в этой борьбе свою жизнь, участникам нынешней и будущей борьбы с этим безжалостным врагом Правды, Добра и Красоты, пусть будут посвящены страницы моих записей.

II. Несколько слов о себе. Молодое поколение эмиграции. Прощай Белград

Резкий толчок поезда отрывает меня не только от вокзального перрона, но и от годами налаженной и устоявшейся жизни. Медленно проплывают мимо обгоревшие скелеты белградского вокзала. Поезд со скрипом вползает на только что починенный, после подрыва, мост через реку Саву и осторожно добирается до другого берега. Из окна вагона я вижу так хорошо знакомую мне серо-желтую полосу реки, которая сегодня легла резкой гранью не только между мной и городом, оставшимся по ту сторону ее, но и между двумя совершенно различными этапами моей жизни.

Мерно укачивающий ход поезда располагает всегда к раздумью. Невольно поддаюсь этому, неписанному для всех пассажиров всего мира, закону и пробую восстановить в своей памяти главные вехи того пути, который судьба проложила между моими «вчера» и «завтра».

* * *

Начало войны Германии против Советского Союза застало меня в столице Югославии, Белграде, где я находился в то время на положении профессионального журналиста и русского эмигранта.

Последнее обстоятельство может сразу же внести сомнение в душу читателя относительно сказанных мною выше слов об отсутствии у меня предвзятого отношения к большевизму.

Однако, для того чтобы между мною и читателем не было никакой недоговоренности, я должен сразу же рассеять это сомнение ссылкой на то обстоятельство, что когда 20 января 1920 года английский угольщик «Вотан», стоявший на одесском рейде, принял меня в свою неуютную утробу для того чтобы сделать из меня политического эмигранта, в моем ученическом билете значилось, что я был кадетом Киевского Кадетского Корпуса и имел двенадцать с половиной лет отроду.

Таким образом, в момент оставления мною родины, мое отношение к большевикам исчерпывалось лишь чувством благодарности за то, что они оторвали меня от скучной школьной парты и бросили на огромный английский корабль, который повезет меня не то в Турцию, не то в Африку, а может быть даже в саму Америку, родину Всадника без головы, Кожаного чулка и Ястребиного когтя.