Читаем Солнце восходит на западе полностью

Между тем, за этот же промежуток времени реальная заработная плата рабочего уменьшилась примерно в двадцатьраз, ибо именно в такой пропорции вздорожала рыночная стоимость всех товаров, начиная от хлеба и кончая сапогами.

Вывод и тут совершенно ясен и он говорит о том, что советский рабочий живет в два раза хуже, нежели жил до революции царский рабочий.

Однако, злоключения русского рабочего при советской власти не ограничились ухудшением его материального положения. До революции рабочий был прежде всего свободным человеком. Если ему не нравилась работа в одном месте, он переходил на другое. Закон о закреплении рабочего за местом работы, введенный большевиками, превратил его в обыкновенного крепостного советской власти. Введение платы за право обучения в высших учебных заведениях лишило фактически рабочего дать высшее образование своим детям, ибо платить ему за это нечем. И, наконец, драконовский закон об опоздании на работу, предусматривающий за это ссылку в концлагерь, окончательно превратил советского рабочего в механическую деталь без душной советской государственной машины.

Пресловутое стахановское движение, большевистская пропаганда пытается представить, как "небывалый творческий подъем трудящихся масс", желающих этим, якобы, доказать свою любовь к советской власти и восторг перед сталинскими пятилетками.

— Стахановщина с того и пошла, — говорит мне Алексей Максимович, — что ребята не могли прожить на свою зарплату. Ну, и давай, в погоне за премиями, вырабатывать по две-три нормы в день. Раньше такая работа "аккордом" называлась, а теперь зовется стахановщиной. А цель все одна: — побольше выжать из рабочего. Только и разница в том, что аккордную работу коммунисты ругают и называют ее эксплуатацией, а стахановщину хвалят. Хорошее, мол дело ребята, трудись до седьмого поту! Одного на сто тысяч в депутаты выберут и орден дадут, а остальные — наживай дальше чахотку!..

— А вы стахановцем не были? — спрашиваю Алексея Максимовича.

— Слава Богу, не приходилось, — отвечает он.

— Как же вы сводили концы с концами?

— Да кое-как сводили, — говорит Алексей Максимович, глядя на меня поверх старомодных очков в железной оправе, — нас только двое, да к тому же старуха моя большая рукодельница, прирабатывала кое-что на дому…

— А вы? — спрашиваю его соседа, пришедшего тоже потолковать с заграничным человеком.

— Он тоже не был, — отвечает за Него Алексей Максимович, — он у нас вообще капиталист, — добавляет он и смеется, как бы предвидя дальнейшее развитие разговора.

— Как капиталист? — удивляюсь я.

— Да, какой там капиталист, — смеется в свою очередь сосед, — просто племянник у меня в Америке живет. Еще с двадцатого года. Вот он мне и помогал понемногу, а меня за это капиталистом величают…

— А, что же он делает в Америке? — интересуюсь я.

— Да, знаете, последние годы, — с заминкой говорит сосед и я вижу как за стеклами очков весело улыбаются глаза Алексея Максимовича, — последние годы он был безработный

.

— И тоже помогал? — с удивлением спрашиваю я.

— Помогал, — подтверждает сосед, — у них, знаете, там крепкий закон насчет безработных. Каждым из них получает от государства пенсию. Вот из этих денег он мне и присылал по несколько долларов.

— Так это ж на рубли не так много выходит?…

— Зачем на рубли? — отвечает он, — я за эти доллары из Торгсина дефицитный товар получал, а потом его продавал — "налево". Другой раз это как вторая зарплата получалось…

Много уже мне пришлось увидеть и услышать примечательного на моем пути по родным пределам. Но рассказ рабочего социалистического государства о том как ему помогал сводить концы с концами его безработный племянник из капиталистической Америки показался бы мне анекдотом, если бы мои собеседники не подтвердили свои слова несколькими письмами от заокеанского племянника, из содержания которых я увидел, что их рассказ — сущая правда.

Советская власть во все стороны человеческого бытия внесла свои коррективы. Оказывается, что этих корректив не избежал и вековой сон о знаменитом "американском дядюшке". В доброе старое время многим нашим соотечественникам часто снился — богатый американский дядюшка. В советское время героем этого сна стал — безработный американский племянник.

— А что же вам все-таки дала советская власть? — спросил я как-то Алексея Максимовича.

— Да я и сам не раз думал об этом, — отвечал он, — и никак не мог додуматься. Разве, что, — улыбнулся он, — билет иногда в театр, оперетку смотреть, давали мне бесплатный. А только к чему мне этот билет? Мне дайте хороший обед, хорошую одежу, хорошую квартиру, а уж билет в театр я как-нибудь и без них куплю…

Потом мне довелось повидать в Днепропетровске и стахановцев. Одного из них я запомнил на всю жизнь.

Перед домом одних моих знакомых я увидел как то нищего — слепого. Он медленно растягивал потрепанную гармонь и печальным, хриплым голосом тянул грустную мелодию:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное