Солнце встает над ними

— Наивная дура! — кричал он. — Он столько лет занимался этой деятельностью, столько монстров взрастил, врятли ли он сейчас вкурсе всех дел. Там все давно работает и без него.

— Куда ты меня везешь? — оглядываясь по сторонам спросила Кристина.

— В Москву. Твой отец в СИЗО. Хочешь с ним увидеться — хорошо, но только с моим сопровождением. Прости, но ты не оставила мне выбора. Я засажу его и ты мне в этом поможешь.

— Да ты сумасшедший. Как?

— Дашь показания, что тебя удерживали силой в лесу, но ты чудом спаслась. Есть еще одна пострадавшая, которой удалось бежать. Отец твой маньяк настоящий. Он по приказу того самого сообщества, о котором я не могу тебе рассказать — похищал людей. Да не простых людей. Он похищал и удерживал женщин, детей высокопоставленных лиц, а что с ними там происходило, ты навреное можешь себе представить.

— Это нереально. У тебя не получится. Его же убьют в тюрьме.

— Да, его могут и убить. Если не на зоне, так сообщество перед которым он обязательство не выполнил. Конечно, он их не сдаст, да нам и не надо, мы и так все обо всех знаем. Но прекратить все это мы не сможем.

— Если это ничего не изменит, зачем тогда это все?

— Я тебя спасаю, глупая. А ты за него переживаешь? Ты человек вобще?

Дмитрий бранно и в подробностях рассказывал ей о делах Маркова, убеждая ее в правильности и необходимости своих действий. Она нехотя слушала все, что он ей говорил, с трудом веря в то, что слышит: как он более двадцати лет вел деятельность ряда сект зверски расправляясь с жертвами, маскируюясь под славянское язычество и веру; как похищал невинных людей, не возвращая их обратно семьям. Выслушав его, она впала в какое-то призрачное состояние, когда явь наполовину поглощена сном. Мокрыми от слез глазами она смотрела на дорогу, на белую разделительную полосу, убегающую под колеса авто, теряя свою такую же внутреннюю разделительную полосу, эту сопротивляемость между жизнью прошлой и настоящей и тотчас же слова, события, голоса обрушились на беззащитную девочку. Все ее прошлое, все ее давно забытые переживания неслись на ней с бешенной скоростью.

— Оставь нас, — сказала Кристина Дмитрию, увидев пустые, стеклянные глаза отца, когда дежурный завел его в допросную.

— Еще чего! — возразил Дмитрий.

— Пожалуйста, уйди, — мягко сказала она, блеснув глазами.

Дмитрий повиновался. Он вышел сам и вывел за собой дежурного.

— Я буду за дверью. Если что, кричи, — предупредил он.

Судья услышал знакомый голос, медленно, уставши поднял голову и глаза его сверкнули безумной яростью.

— Ты жива! — изумился он, садясь на скамейку стоявшую у стены.

Кристина напуганно дернулась от его резкого движения. Она не могла расслабиться и состредоточиться в его присутствии, чтобы посмотреть, считать с него информацию про Акрама.

— Жива, — подтвердила она. — Я все знаю про тебя, и не осуждаю. Я долго молилась за тебя, но что-то мне подсказывает, что это было бесполезно.

— Не осуждаешь? За что ты не осуждаешь меня, дочь?

Кристина переборов себя подошла к нему ближе.

— За все что ты сделал.

— Прости меня, дочь. Я берег тебя как мог, — боясь посмотреть на нее, говорил судья. — Зачем ты пришла? Сидела бы дальше где сидела и я бы здесь не оказался, — дрожащим от страха голосом сказал он.

Он понимал, что для него пришел конец. Кристина достала из сумки две фотографии Акрама.

— Посмотри на него. Если знаешь где он, отпусти пожалуйста его и ты меня больше никогда не увидишь.

— Кто это? Почему я должен знать где он?

Сев на край скамейки Кристина громко выдохнула. Она увидела, что отец говорит правду. Он действительно не знал где парень с фотографии. Она сильно чувствовала отца и переняла на себя его состояние, ощущая неприятный нервный озноб во всем теле.

— Что ж, тогда мне пора.

— Стой, — сказал судья встав со скамейки. — Надо думать мы больше не увидимся с тобой.

Когда отец встал и направился к ней, Кристина отшатнулась в испуге, столько дикой злобы и ненависти горело в безумных глазах судьи, и она не просто видела это со стороны, ее поведение становилось таким же. Две мощные энергии схлестнулись друг с другом. Все ее маленькие страхи перед отцом слились в один большой и подлый страх. Его грозный взгляд шел вразрез с его простительной речью. Он будто намеренно тянул время.

— Вот так просто уйдешь и все? Мы столько не видились с тобой, — говорил он, приближаясь все ближе к ней.

— Знаешь, людям которые ежедневно встречаются друг с другом и то не всегда есть о чем говорить; людям же не видившим друг друга годами говорить вовсе не о чем, — чувствуя похолодевшим затылком всю свою незащищенность и прерывисто дыша сказала Кристина, а на ее серой кофтачке заметно выступили пятна пота. Казалось, она совсем поняла что он хочет от нее.

— Прости меня, — повторял он, обняв дочь.

— Благодаря тебе я узнала столько всяческой боли, сколько не причинила мне вся моя остальная жизнь, — позволив обнять себя, плача говорила она. — Ты дал мне жизнь, а сейчас собираешься забрать ее? — сказала она, точно читая его мысли.

Судья продолжал обнимать дочь.