Солнце встает над селом Дзауга (СИ)

-Ой, и не говори, Кокой! – Тимур озадаченно развел руками – Сам не знаю, как так получилось… Мне очень жаль! – они снова заржали. – Давай, поперли отсюда, - он наконец хлопнул его по плечу – И расслабься. Ничего нам не будет.

-Твои мозги, да я не об этом! – разозлился Алан – Мы же его убили, ты сечешь? Он же был живой, такой же, как ты, и как я… А теперь… Черт, ведь это же человек, пацаны!

-Где? – презрительно переспросил Атар – Вот это человек? Это кусок свинячьего говна, а не человек! Скотина! – он с отвращением сплюнул.

-Скотина… - Алан рассеянно посмотрел себе под ноги.

-Так даже лучше для него, - продолжал Атар – Мы ведь избавили его от страданий, волокешь? Кому он, на хер, нужен в этой жизни? А теперь у него все путем. Без проблем, мать его…

Алан покачал головой - Он жить хотел.

Габарай рассмеялся.

-Мало ли, что он хотел! Для него это слишком большая роскошь.

-Тимур, это не наше дело. Это была его жизнь, а не наша!

-Ни хрена, Кокой! Это наша жизнь, НАША! Это наша земля, наш город, и все здесь наше!

-Офигеть! –Алан всплеснул руками – Ты что, Господь Бог?

-Да, - Тимур улыбнулся –А ты не знал?

-Да пошел бы ты! Что ты трешь вообще? Минуту назад человека в месиво превратил, а скалишься, как будто…

-Не бычься.

-Не бычься?! – взвизгнул Кокой и налетел на Тимура.

Атар удивленно наблюдал за разворачивающейся сценой. Кокой всегда был из них самым дерзким, шумным и нарывистым, наверно по- молодости, но он никогда не смел всерьез орать на Габарая. Никто этого не смел.

-Тимур, какого хера ты его завалил?!!!

-Послушай, гуманист, - заговорил Тимур насмешливо, но сурово, с отчетливыми нотками угрозы. Его ледяной взгляд и тон  отрезвляли, как ведро холодной воды. – Ты, во-первых, убавь громкость, во-вторых, сотвори попроще рожу и, в-третьих, вяжи, падла, мне перед лицом пальцы раскидывать, усек?

Алан притух.

-Не надо корчить из себя Мать Терезу, Кокой, - Тимур повел плечами и сунул руки в карманы куртки. Во всех его небрежных движениях, в его глазах, голосе, манерах была необъяснимая, какая-то царственная власть. Редко, кто мог это осознать, и еще реже, кто мог этому не подчиниться. Это был просто дар притяжения, то, что политики называют харизмой.

-Ты такой же, как и мы, Алан, - четко проговорил Габарай, словно вытравляя свои слова на его мозгах, как на вечном граните – Такой же. Не надо ни в чем себя уговаривать. И оставь эти лишние выебоны, - он поднял глаза и осуждающе пнул его своим строгим взглядом.

-Тимур… - Алан делал последние неуклюжие попытки – Мы не должны были его валить… Ну, это вообще было не в тему.

-Да? – Тимур сокрушенно покачал головой – Господи, Алан, думай, что говоришь. Ведь мы же все-таки не животные. Что ты хотел, чтобы мы загнали его до полусмерти и бросили тут подыхать в муках? Это в тему? Если так, то у тебя консервная жестянка вместо сердца!

Алан долго думал, кусая губы, затем вскинул голову и шмыгнул носом – Да, Габарай. Ты прав. Я прошу прощения.

Тимур улыбнулся и уселся на свой мотоцикл. Но, несмотря на примирение, веселья больше не получилось. Алан ушел в свои мысли, как черепаха в панцирь, и через полчаса все разъехались по домам.

   8.

Тимур долго стоял под холодным душем, тщетно надеясь протрезветь. Атаровский свежак держал его мертвой хваткой. Он всегда знал свою слабую сторону. Чувственность. Да, его тело было жадным до адреналина, как голодный шакал до падали. В нем постоянно бились, пенились и бушевали буйные молодые соки, ища выхода и доводя его до изнеможения. Иногда он сам презирал себя за свою вечную похоть. Он не знал, откуда в нем это, и как противостоять этой болезненной, разрушительной страсти.

Кайф, кайф… Он жадно и судорожно искал его наобум, как слепец в ночной пустыне, и ловил, как капли росы. Он напоминал себе высоковольтный провод без изоляции – опасный и одновременно уязвимый.

Это была даже не простая развращенность избалованного пацана. Он до патологии остро чувствовал все и мог взорваться от любой мелочи: щекочущих капель дождя на своей коже, запаха нежного цветка или вида разложившегося кошачьего трупа, кишащего червями. Внешне ему почти всегда удавалось выглядеть невозмутимой скалой, так что врядли кто    догадывался, какой неуправляемый адский огонь бесился внутри него, как в жерле вулкана.Так было и сегодня. Он до сих пор ощущал, как его любимый «Харлей» подпрыгивает на человеческих костях, как вибрирует и колотится под ним сидение… В тот миг молниеносного озарения его буквально захлестнула нежность к существу, чье тело хрустело под колесами.

Кайф… Жажда ощущений… Он пожирал сам себя, как скорпион.