Солнце встает над селом Дзауга

-Я что-то не понял, о чем это ты? – Алан с вызовом шагнул к нему – К чему вообще все это было? Не много ли ты на себя берешь, Аполлон? А? По-моему, у тебя окончательно планку сбило.

-А разве она вообще была?

-Да морду тебе некому набить за все это!!! На что ты нас вечно подписываешь?!

-Успокойся. Ты же видел, никого там не было. Просто куча железа, - он отвернулся.

-Ты уверен, да? Ты всегда во всем уверен! Да хоть раз усомнись в своей правоте! – его словно прорвало – Что нужно сделать, Габарай, чтобы ты задумался хотя бы один раз? Почему твои выходки так дорого стоят? Или тебе, правда, на все насрать?!

-Разумеется.

-Черт, да у тебя хоть что-нибудь святое есть?

-Есть, - Габарай помрачнел – Если ты до сих пор этого не понял.

-Нет, не понял! Почему кто-то должен подыхать…

-Это мелочи. Это все не имеет значения.

-Мелочи?! – взвился Алан – Жизнь не имеет значения?

-Ну, почти нет.

-Ну, ты и урод! А что же тогда вообще имеет значение?

-Красота.

Алана перекосила от бешенства.

-Так давай, я тебе ее подпорчу!

Он ринулся было на него, но Габарай, моментально среагировав, поймал его руку и с силой сдавил запястье. Их глаза встретились, и Алан тут же сник.

-Красота имеет значение, Кокой, - повторил Тимур – А никакая не правда.

Он тут же перевел взгляд от его лица куда-то за его спину.

-Оба-на! А вот и карета подана.

Недалеко от них остановилась голубая обшарпанная «шестерка». Хозяин, немолодой мужик вылез и подошел к ближайшему ларьку. В два прыжка Тимур подскочил к машине, нырнул на водительское сидение и врубил во всю мощь старое хрипящее радио. Атар рванул переднюю дверцу, но тут опомнившийся хозяин с возмущенным лицом кинулся к ним.

-Ах вы, бандиты! Вы что же это делаете посреди бела дня, сволочи!

Один точный удар Атара разворотил ему челюсть и отбросил на асфальт. Радио громыхало на всю улицу. Это была старая, тупая и веселая песенка довоенных лет. Тимур выглянул из окна.

-Тут ключей нет. Эй, дядя, кинь, пожалуйста, ключи.

Мужик с окровавленным ртом и выбитыми зубами извивался на земле, как отдавленный червяк и стонал уже намного вежливее:

-Ребята! Пожалуйста! Эта машина не моя. Я за нее не расплачусь за всю жизнь! Зачем она вам такая старая?

Атар угрожающе склонился над ним.

-Ты что, не слышал, старый пидар?!

Мужик, хныча протянул ему ключи. Он был уже практически обезврежен, на Атар ради профилактики, а может, ради удовольствия, двинул его еще два раза ногой, окончательно вырубив.

Задрыпанное радио весело наигрывало, словно в тон чудесной погоде. Недалеко шумели трамваи, смеялись люди… Прохожие бодро шагали по тротуару, заинтересованно заглядывались на происходящее, и как бы, невзначай, учащали шаги.

Тимур замахал рукой.

-Прыгайте, пацаны! Сегодня будет много веселья, я отвечаю!

Гиббон подскочил к машине, пнул напоследок распластанное тело и завалился на заднее сидение. Хачик и Алан по прежнему стояли на тротуаре.

-Вы едите? – спросил Тимур.

-Нет. Я не могу сегодня, - сказал Алан.

Габарай перевел взгляд на Вадика.

-А ты?

-Езжайте сами. Я собирался в универ заглянуть.

-Оп-па! Армян взялся за ум! Ну бывайте, детки, пока не в клетке! – Тимур захлопнул дверцу, и «шестерка» умчалась, издавая мученические звуки.

Алан повернулся к Хачику. Тот с печалью смотрел вслед удаляющемуся пыльному облаку.

-Хана тачке, - пробормотал он себе под нос.

-Почему ты не поехал? – спросил Алан.

-Потому что надо поговорить.

-Кому надо?

-В основном – тебе. Пошли.

   19.

Они свернули в соседнюю улицу, пересекли проспект, спустились в парк и устроились на скамейке возле пруда. Здесь был словно  совершенно другой мир: необыкновенно явственно ощущалось прохладное дыхание осени, сквозившее в мягких, но холодных порывах ветра, в шепоте облетающих листьев, в легкой ряби на воде. Плакучие ивы в каком-то отчаянном порыве нависли над самым прудом, свесив лохматые головы. Они казались совершенно нереальными, словно кадр на фотопленке остановил миг стремительного падения. Тоскливо кричали голодные вороны над головой, тоскливой, но неповторимо чарующей была эта благородная красота умирания.

Алан и Вадик сидели на спинке скамейки, а шуршащие липы обсыпали их сверху хрустящим золотым дождем. Они потягивали бутылочное «Миллер», сосредоточенно наблюдая за лебедями, которые бесшумно нарезали круги по зеркальной поверхности, словно предчувствуя последние теплые  деньки.

-Что с тобой происходит, Кокой?

-Ничего, - Алан небрежно глотнул пива – а что со мной происходит?

-Не знаю. Ты никогда таким не был. Но меня уже просто клинит на тебя. На твои гнилые движения. Какого черта ты буровишь?

-Да, отвяжись! – он отвернулся – У тебя измены, Хачик.

-Среди нас слепых нету. И я вижу, что ты в последнее время прогоняешь. Габарай молчит. Но он тоже видит. И это плохо кончится, Кокой.

-Знаешь что?! Прогоняет он, а не я.

Вадик повернул голову и просверлил его долгим пытливым взглядом.

-Не берись судить его. Уж тебе ли не знать… Он ничего не делает просто так. Он выше нас всех на пять голов.

Кокой достал ножик и начал с размаху втыкать в скамейку под своими ногами. Втыкал, расшатывал его, выдергивал и снова втыкал. Он нервничал.