Солнце заходит в Дономаге

Бросаю считать обороты, считаю электрические удары:

...семнадцать, восемнадцать, девятнадцать...

Блаженство! Стальной браслет разомкнулся. Падаю на пол. В ушах звенит от бешено пульсирующей крови. Теперь - тридцать минут отдыха! Как быстро проходят эти минуты.

- ТРИСТА КИЛОГРАММОМЕТРОВ УМСТВЕННОЙ РАБОТЫ!

Это уже пустяки, триста килограммометров я вгоню в два четверостишия. На всякий случай нужно попробовать задобрить машину. Вдруг она знает про сон?

Пишу стихотворение, прославляющее заботу машины о Рожденном в Колбе, сглаживаю острые углы. Как-то я намекнул в одном из четверостиший на то, что машина и человек не могут существовать друг без друга, и заработал за это десять штрафных очков, пришлось весь день вертеть рукоятку.

- ОПРЕДЕЛЕНИЕ РАЦИОНА!

Опять с потолка спускаются гибкие шланги с присосками.

Что-то сегодня аналитическое устройство долго считает. Я умираю от голода.

- ВОСЕМЬСОТ КАЛОРИЙ ПИЩИ.

Восемьсот калорий мне мало, но спорить бесполезно. Нужно брать, что дают.

Все заботы о пропитании лежат на мне самом. Машина только определяет рацион и дозирует пищу.

С грустью осматриваю свои плантации. Чан с хлореллой и бочка с дрожжами, размножающимися на моих фекалиях.

Подхожу к лотку и слизываю отмеренную мне порцию.

Мало, очень мало, но ничего не поделаешь! Пищи у меня в обрез.

- ДВАДЦАТЬ МИНУТ ЛИЧНОГО ВРЕМЕНИ, ОБСЛУЖИВАНИЕ МАШИНЫ, ВОСЕМЬ ЧАСОВ СНА.

Добавляю в бочку фекалии, перемешиваю массу и наливаю воды в чан с хлореллой. Это и есть "личное время".

До самого вечера проверяю многочисленные контакты машины, пока не раздается команда:

- ЗАБОТА О ЗДОРОВЬЕ РОЖДЕННОГО В КОЛБЕ.

Опять физиологическое исследование. Глаза слипаются от усталости. К счастью, все это сейчас кончится и можно лечь в постель. Впереди восемь часов сна.

Что это?! Неужели я не ослышался?!

- МАНИАКАЛЬНО-ЭРОТИЧЕСКИЙ ПСИХОЗ. ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ ЛЕЧЕНИЕ, ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ КИЛОГРАММОМЕТРОВ ПЕРЕД СНОМ.

Значит, все это было подлой игрой! Машина знала про сон.

Я снова верчу рукоятку.

...сто десять, сто двадцать, сто тридцать...

Последние лучи заходящего Солнца окрашиваю в кровавый цвет матовые окна машинного зала.

...двести пятьдесят, двести шестьдесят, двести семьдесят...

Проходит еще несколько минут, и в наступившей тьме мне видны только светящийся циферблат счетчика и багровый глазок индикатора. На этот раз я не спускаю с него глаз, потому что думаю, как хорошо было бы умереть. Тогда некому будет вертеть рукоятку и проклятая машина прекратит свою деятельность из-за отсутствия тока.

Эту мысль я дроблю на сотню крохотных обрывков с большими интервалами, чтобы не сработало реле Анализатора Мыслей.

...тысяча сто, тысяча сто пятьдесят, тысяча двести...