Солнце земли Русской

Потом была сеча, погибель воинства рязанского, взятие Рязани и истребление всего населения. Далее Батый взял и пожег Коломну и Москву, а в те дни, когда Алексий дошел до Иерусалима, он явился под стенами стольного града Владимира и воздвигнул ставки свои напротив Златых Врат. Готовя захват города, Батый уничтожил Суздаль, истребив всех жителей, и лишь священство, иноков и монахинь зачем-то забрал в полон. Двоюродный брат Александра Ярославича, Всеволод Юрьевич, находясь во Владимире, принял монашеский постриг вкупе с супругой Агафьей, епископом Митрофаном, роднёю и всеми приближенными, не надеясь выжить. Благочинный епископ со слезами говорил: «Господи, Боже сил, седяй на херувимех, простри руку свою невидимую и приими с миром души раб твоих!»

В мясопустное воскресенье проклятые вороги вломились в город и всех, кто находился в нем, предали лютой смерти.

А в начале Великого поста прошлого года, сразу после взятия Владимира, поганые нехристи пошли дальше, захватывая и уничтожая прекрасные города русские — Юрьев, Дмитров, и пришли в родной град Алексия Переяславль.

— Что же? — с болью в сердце вопрошал он монахов рязанского Переяславля, рассказывающих ему о великих прошлогодних бедствиях. — Неужто и Переяславль наш пожгли?

— Не то пощадили! — горько ухмылялись монахи с понятной обидою — мол, нашу Рязань в распыл пустили, отчего ж ваш Переяславль оставили бы! — Обычаю своему они и тут не изменили. Нет нынче и вашего Переяславля на Клещине озере. Видал Рязаньку нашу? Таков нынче и твой родной градик, брате Алексий! Так что приуготовься и ты увидать скорбное, каковое мы тут второй год наблюдаем, грешные сироты.

Далее Батыева свора, захватив восточные земли русские, устремилась во все стороны — на Волгу к Городцу, на север — к Костроме и костромскому Галичу, на запад — к Твери и Новгороду. Великий князь Юрий с тремя тысячами воинов встретил их на берегах реки Сити за Ярославлем и положил главу свою на бранном поле к мерзкому ликованию истребителя Батыя. Ростовский епископ Кирилл, придя из Белозерского монастыря на место погибели великокняжеского войска, нашел там среди груды мертвых тел безголовое туловище Юрия Всеволодовича, видно, голову Батый взял на память.

На западе трупоядцы татарские взяли Волок Ламский, Тверь, Торжок, дошли до Валдая и лишь отсюда повернули вспять. Награбленного ими было уже столько, что с тяжелой ношею не могли они тащиться дальше. Веселые, аки бесы в аду, терзающие грешников, потекли они, пресыщенные кровью и добычею, по краю Смоленского княжества, мимо Вязьмы, дошли до Козельска, где местные жители, сложив свои головы до единой, умертвили в битве четыре тысячи нерусей, полагавших, что несть более на Земле Русской кого-либо, кто способен сопротивляться. Жадные до чужой смерти, сии нелюди впервые познали, каково погибать в большом количестве от русского оружия.

— Где же находились о ту пору Ярослав Всеволодович и сын его Александр? — нетерпеливо спрашивал у рязанских монахов инок Алексий. — Живы ли они?

— Ярослав был в Киеве, ожидая, придет ли Батый брать столицу древнюю нашу, — отвечал один из рассказчиков, инок Иоанн. — А сын его, добрый Александр, собирался отражать нечисть бесовскую в другом древнепрестольнем граде, в своем Новгороде. Господь Бог обоих уберег от участи великого князя Юрги Всеволожа и доблестного свет-Юрги Игоревича.

— Вот кабы они оба с войском на Сить к Юрге Всеволожу приспешили, глядишь бы, и одолели монгула проклятого, — проворчал другой инок Симон, на что Алексий возмущенно глотнул воздуха:

— И вместе со Всеволодичем главы свои там, на Сити, сложили! Нет уж, видать, и впрямь Господь уберег их, коль, гляди, такая несметная и необоримая сила была у Батыя.

Симон как стал возмущаться Александром, так его на том словно заспичило:

— А ноне, ишь ты, жениться собрался!

— Кто?

— Александр Ярославич, кто ж. Не сам же Ярослав. Кругом разор, бедствие, а он свадебную кашу затевает.

— На ком же он женится, родимый? — несмотря на Симоново возмущение, умилился Алексий женитьбе княжича.

— Сего не знаем, — отвечал Симон, — а токмо веселье нонче отнюдь не уместно.

Долго засиживаться в рязанском Переяславле не хотелось; душа летела на горестных крыльях поскорее узнать, как там сейчас, через год после разоренья, его родной Переяславль-Залесский, живы ли монахи Борисоглебской обители и как они погребли старца родненького, Иадора. Бросив Алексию в котомку три пресных лепешки, рязанские иноки проводили его в дальнейший путь, зная о важности его поручения.

Через три дня, дойдя до Коломны, которая также лежала в пепле и лишь едва-едва начинала восстанавливаться, он свернул направо и еще десять дней шел, всюду видя лишь сожженные и обезлюдевшие селенья и редких людишек, до сих пор скрывающихся в лесных землянках, боясь новых набегов батыйского воинства, посланного из самой гиены адской.