Солнцеравная

— Мне даны все орудия правителя — кроме слепого и тупого орудия, которое, оказывается, значит все, — и никаких возможностей. Когда я читаю хроники, мои желания выглядят вовсе не исключительными. Чингисхан возводил своих дочерей на трон во всех уголках империи, и они правили его именем.

Наши предки-кызылбаши давали женщинам куда больше свободы, потому что жили кочевой жизнью. Эти обычаи, увы, погребены, и наши женщины с ними.

— Во многих местах то же самое, — ответил я. — Однако Британией двадцать лет правила женщина, ибо ее отец не оставил мужского потомства.

— Не совсем так, — поправила Пери. — У короля Генриха был один или два сына, но родились они не от той женщины, на которой ему позволено было жениться. Что за дурацкое обыкновение — отрицать отцовство собственного ребенка!

— Это очень стесняет, — согласился я.

— Но для Елизаветы это было преимуществом. Мы тут буквально тонем в наследниках; десятки жен, побывавших в постели моего отца, времени зря не теряли. Моя единственная возможность — быть советницей при одном из его взрослых сыновей или править до его совершеннолетия, что меня бы устроило больше.

— Вы были бы замечательным правителем, — вздохнул я, — но должен признаться, что узнал это, лишь служа вам. Достойная повелительница, я привык считать, что мой отец значительнее матушки. Когда я начал бывать при женщинах царского рода, я увидел, что они превосходят мужчин в уме и изобретательности.

— Как ты хорошо это понимаешь! Иногда я чувствую себя единственным существом своего вида, ропщущим из-за того, как создан мир и каково мое место в нем. Но ведь я то, что было создано окружающими!

Черные глаза стали прозрачными, как пруды, и я почувствовал, что могу заглянуть прямо в темное одиночество ее души, напомнившее мне собственное.

— Госпожа моей жизни, — тихо ответил я, — принимаю все ваши трудности всем моим сердцем.

Ладонь ее легла на мою руку.

— Знаю, — сказала она. — Как интересно, что мне прислали тебя: я никогда не ожидала бы встретить такое сродство в евнухе.

Нежный бутон в моем сердце распустился, лепестки его развернулись так быстро, что груди стало больно.

— Помнишь, когда месяцы назад я спросила тебя, как тебя оскопили? Я знаю, что ты тяжело страдал. Однако в себялюбии своем я рада, что судьба твоя такова, ведь иначе я никогда не узнала бы тебя так, как смогла. Каким бесценным алмазом ты оказался! Как ясно сияешь!

Знаком величайшей щедрости было то, что она одарила меня этой хвалой после того, как была жестоко унижена шахом. Чувства, которые я никогда не смел явить, обожгли мои глаза. Не осуждая или унижая меня за то, чего я больше не имел, она впервые оценила меня за все, что я знал и мог. Понимание, бездонное, словно колодец, возникло между нами.

Очень ласково Пери предложила мне вернуться в мое жилье и подкрепиться вечерним чаем.

Глава 5 КРОВАВЫЕ СЛЕЗЫ

Одним из подданных Заххака был кузнец по имени Каве, каждый день усердно работавший в кузнице, дабы прокормить семью из восемнадцати сыновей. Каве был счастлив, пока Заххак не принялся требовать от каждой семьи дань в виде молодых мужчин, чтоб кормить голодных змей на своих плечах. Сокровища Каве, его сыновья, теперь делали его несчастнее других. Он смотрел, как их уводят одного за другим, и каждый раз им дробили голову, а мозг отдавали змеям. Кипела кровь Каве, но что он мог сделать? Никто не смел ослушаться приказа царя.

А во дворце покой Заххака не переставали тревожить страшные сны о Ферейдуне и чувство, что его правление несправедливо. Однажды он решил написать историю своего царствования, которая обелила бы его раз и навсегда. Приказал он своим писцам составить воззвание, описывающее его как образец справедливости во всем. Затем повелел вельможам своего двора подписать его. И снова никто не посмел ослушаться его приказа.