Солнцеравная

Меня словно громом поразила простота этого признания — и породила решимость пожертвовать собой ради царевны. Моего боевого задора хватило бы на троих, и я поклялся сделать все, что могу, дабы уберечь ее.

Глава 6 БОЕВОЙ КЛИЧ

Каве получил весть, что его восемнадцатому, и последнему сыну велено явиться к Заххаку и его змеям. Услышав это, он бросил кузницу и отправился к дворцу, могучие мышцы его рук вздувались узлами от гнева, и так велик был его гнев, что прошел он сквозь стражу и прервал Заххака, державшего совет.

«Пресветлый шах, — прорычал он, и глаза его сверкали, как искры из горна, — ты правишь семью пределами, и казна твоя ломится от золота. Почему ты отнимаешь у меня мое единственное достояние? Если ты так справедлив, как это утверждают, ты оставишь в покое моего единственного сына и не будешь поддерживать этого зла».

Заххак ощутил медь на языке. Как он сможет оправдать свои поступки? Ему хотелось выглядеть чистым в глазах всего мира.

«Я отпущу твоего сына, — ответил он и отдал такой приказ. — А теперь ты должен подписать такую бумагу, подтверждающую справедливость моего правления. Это нетрудно?»

Когда Каве прочитал бумагу и увидел там имена всех сановников, его скулы побагровели, глаза выкатились, а мышцы шеи вздулись.

«Вы все просто шайка трусов! — закричал он на придворных. — Как вы можете ставить свои имена под такой ложью и называть себя мужчинами?!»

С ревом он изорвал свидетельство в клочья и растоптал их, пока сановники глазели на него, словно он был бешеным псом. Затем он в ярости бросился вон из дворца. На главной площади города он сорвал с себя черный фартук кузнеца и на острие копья поднял в небо, чтобы люди видели его издалека и отовсюду. Хлынули они со всей страны и присоединились к его делу.

«Справедливости! — кричали они. — Справедливости!»

Женская половина дворца была тиха, словно кладбище, и лица большинства ее обитательниц были печальны. Страх висел в каждой комнате, будто густой, неизгоняемый туман. Кончилось ли все? Или кто-то будет следующим?

Двоюродная сестра матушки написала мне, спрашивая, когда можно будет отправить Джалиле в Казвин, и я исполнился облегчения, когда Пери велела мне повременить. Никогда я не стал бы подвергать Джалиле, неискушенную в сложностях дворцовой политики, такому риску. Я ответил, постаравшись объяснить все как можно более внятно, хотя не вдаваясь в подробности, что положение серьезное.

После завершения траурных обрядов по мертвым царевичам Пери вызвала меня к себе. Азар-хатун проводила меня в ее самый потаенный покой — тот, где она встречалась с матерью или Марьям. Именно там были роспись с нагой Ширин, изысканные шелковые ковры персикового цвета и подушки в цвет им. Пери читала «Шахнаме» в копии, которой я прежде не видел. Книга была открыта на странице прекрасного письма, украшенного иллюстрациями с позолотой и красками из драгоценных камней.

— Салам алейкум, — сказала она, когда я вошел. — Рада тебя видеть. Никогда и подумать не могла, что буду испытывать благодарность просто за то, что те, кем дорожу, все еще живы и дышат…

— Благодарю, добрая госпожа. — Мое сердце расцвело под теплом ее слов.

— Какие горести мы пережили вместе! Знай я, что они будут так тяжки, я не обременила бы тебя постом моего визиря.

— Повелительница, величайшей честью моей жизни стало служить вам. Я делал бы это в любом положении, — отвечал я, и то была правда.