Солнцежар

В голове зашумело. В воздухе остро запахло костром. Послышались ритмичные удары бубна: кто-то по ту сторону начал яростно колотить в него.

Браслет на запястье неожиданно стал горячим и сдавил руку так, что казалось кости сейчас превратятся в мелкое крошево. Катя тихонечко завыла и попыталась выскользнуть из ловушки, но серебряный капкан впился в кожу ещё сильнее. Под застёжкой заблестели капельки крови.

Грохот бубна всё нарастал. Скоро на его фоне появился ещё один звук. Его издавал зверь, бежавший к ней со всех ног из глубины зеркала. Он задыхался и хрипел, а между его стиснутых зубов пузырилась розоватая пена. Глаза зверя горели ненавистью и злобой. Но когда они встречались с Катиными, в них оставалась только боль и безысходность.

Рука, зажатая в раскалённые тиски, нестерпимо горела и наливалась кровью.

Дрожащими скользкими пальцами, не переставая смотреть в зеркало, она расстёгивала застёжки, одну за другой, и, наконец, браслет распахнулся, но только для того, чтобы сомкнуть створки с новой силой. Он впился в руку ещё сильнее, и Катя заорала от боли.

Тотчас же старая амальгама покрылась сеткой мелких трещин и стала непрозрачной.

В комнате воцарилась тишина.

Наваждение исчезло, а Катя, едва державшаяся на ногах, рухнула на пол.

4. Ярмарка

Ярмарка к обеду оживилась и загудела гигантским ульем.

Стараясь перекричать друг друга, торговцы протягивали всем подряд горячие румяные пирожки, искрящийся на солнце мёд и душистые травы.

Отовсюду лилась музыка, завораживая толпу и погружая её в транс. Боевые славянские ритмы эхом отражались от каменистых россыпей, стекающих с гор, и от скал, вырастающих из реки. Барабаны ударяли с новой силой и гости фестиваля начинали громче смеяться и пританцовывать.

Продвигаясь друг за другом между рядами, они словно дети тянули руки ко всему, что видели. Хватали бубны и колотили в них. Свистели в глиняные свистульки, шумели берестяными погремушками и звонили в колокольчики. Звенели монетами и шуршали купюрами.

Стараясь первыми заполучить самую красивую и яркую безделушку, мужчины локтями расталкивали пожилых женщин, а те в ответ сыпали проклятьями.

За одним из столов девушка с огненно-красными волосами и бейджиком «Валькирия» продавала дешёвые славянские обереги, которые легко можно было купить в любой китайской лавке. Но делала она это так весело, что вскоре люди обступили её плотным кольцом и начали сдавливать.

Зевак собралось так много, что вновь прибывшие уже не понимали, что там за потными спинами впередистоящих, но продолжали протискиваться к столу, надеясь, что там раздают что-то бесплатно.

В какой-то момент толпа начала возмущаться и напирать, впередистоящие упали на стол и повалили его на бок. Раздались сдавленные крики детей. Железные амулеты и талисманы попадали в толстый слой пыли и их тут же затоптали.

Убедившись, что ничего интересного на столе не было, толпа, пританцовывая, двинулась дальше.

***

Несмотря на духоту и раскалённый воздух, многие из встретившихся Кате на ярмарке людей были одеты в чёрные футболки с надписью «Я русский» и кожаные косухи. Попадались и те, кто не сгибался под тяжестью кольчуг и неторопливо вышагивал с гордо поднятой головой, поблескивая на солнце металлическими кольцами.

Шумными стайками носились между лавок местные дети. Сметая со столов товары, рассматривая их на свет и иногда пробуя на зуб. Утащив у незадачливой торговки пару розовых пряников в виде коней, банда деревенских беспризорников с дикими криками убежала прочь – искать скоморохов.

Праздничная суета гремела медными самоварами, эхом отражалась от гор и уносилась по реке далеко за пределы тайги.

***

Первым, что Катя увидела, подойдя к главной сцене, была дыба.

Средневековое орудие пыток из энциклопедии по истории.

Рядом с дыбой на вкопанном столбе красовалась массивная деревянная табличка с выжженной надписью «Древний славянский тренажёр ПравИло».

На дыбе болтался маленький округлый человечек в чёрных кожаных манжетах. Его руки и ноги были растянуты тросами, которые приводил в движение хозяин-инквизитор. С каждым новым поворотом рычага тросы натягивались, и мужчина вскрикивал от боли, а хозяин его успокаивал: «Ничего. Это только по началу невтерпёж. Чуть погодя родовая память включится и будет легче. Русские богатыри, да витязи перед боем часами висели. А ты тут всего несколько минут и уже стонешь».

Катя, поёжившись, прошла дальше и остановилась в самом центре холма, на котором развернулся фестиваль. Потирая нывшее запястье, она нервно заозиралась по сторонам в поисках мамы.

На главной сцене трое мужчин в расшитых рубахах что-то пели густым басом, помогая себе на гуслях и поправляя окладистые бороды, но слов было не разобрать.

Рядом оглушительно верещал Петрушка. После каждой своей шутки он тряс огромным красным носом, а из-под его тряпичной утробы доносился колючий смех кукловода. Петрушка бил дубиной старенькую лошадь из папье-маше и покатывался со смеху. Его выбеленный рот, серпом рассекавший лицо от уха до уха, поблескивал на солнце, словно вымазанный жиром.