Соло

— Не знаю. — Грейс жалела, что у нее с собой нет фотоаппарата. Выражение его лица было просто замечательным. — За границу уехала.

— Не может быть!

— Почему? — спокойно ответила Грейс. — Очень даже может.

ГЛАВА 60

Тесса была рада свежему соленому бризу, который дул с моря, и подвязала волосы так, чтобы они не мешали. Рядом с ней, лежа на ярко-красном коврике, Оливия сосала пальцы и счастливо сучила ножками. Глядя на нее, посетители приморского ресторана Эдама автоматически приходили к заключению, что это дочка Жульетты, черноволосой и черноглазой официантки. Золотистый равномерный загар делал Оливию похожей на португалку, и она явно превосходно чувствовала себя в этом великолепном умеренном климате Альгарве.

«По крайней мере, хоть кто-то счастлив», — подумала Тесса и вытащила блокнот для рисования, коробку с карандашами, надеясь возбудить в себе энтузиазм. Последние пять недель энтузиазма ей явно не хватало. Примириться с собственным несчастьем и так трудно, но делать счастливую мину при плохой игре — истинное мучение.

Но она просто обязана была выглядеть беззаботной и радостной. Эдам и Холли так трогательно заботились о ее благополучии и были так добры, что она чувствовала глубокий стыд перед ними. Отплатить за доброту она могла, только скрывая свои истинные чувства. Тесса приучила себя не плакать, по крайней мере, тогда, когда кто-нибудь это мог увидеть или услышать, и улыбаться — искренне, — когда требовалась улыбка.

Но те чувства, которые она никому не показывала и о существовании которых никто не подозревал, беспрерывно клокотали в ней, сворачивались в клубки словно змеи в гнезде. Она постоянно их ощущала, помнила о них: они всегда были с ней, от того момента, как она просыпалась утром, и до того момента, как она наконец поддавалась еще одному неспокойному сну. Чудесная португальская пища ее не привлекала, и она начала терять в весе. Холли откровенно завидовала ей, в то время как Тесса, глядя на свой впавший живот, могла лишь порицать себя за недостаток самообладания. Не привыкшая себя жалеть, она как раз этим сейчас все время и занималась.

И это ужасное ощущение явно не собиралось ослабевать или исчезать. Каждый день та же депрессия, та же непрерывная сердечная мука, что и накануне, время явно ничуть не лечило раны.

Тесса грызла кончик карандаша и глядела на рыболовные лодки, вытащенные на берег, и на сети, растянутые, словно паутина, над белым песком. Такая умиротворяющая картина. Тесса не понимала, почему она не может впитать в себя это безыскусное спокойствие, проникнуться им, почему не может просто пересчитать все, что у нее есть хорошего, и безмятежно жить дальше.

Но мысли о Россе продолжали ее преследовать. Каждый раз, когда она напоминала себе, что на него нельзя полагаться, ее же собственные мысли предавали ее, вытаскивая из памяти воспоминания, воскрешая то, как они вместе смеялись, были близки и как сильно любили друг друга. Каждый раз, когда Тесса говорила себе, что ведь Росс предал ее, она тут же вспоминала его смелость, терпимость, его экстравагантные, щедрые жесты.

Эта ситуация, в которой нет победителей, а есть только проигравшие, была крайне удручающей. А грустнее всего то, что ей приходится притворяться и делать вид, что все хорошо, что она, как и всегда, владеет своими чувствами.

…………………………………………..

Эдам хотел, чтобы Тесса была счастлива, почти так же сильно, как хотел, чтобы Холли его полюбила. Грустно, но он совсем не был убежден, что эти его мечты исполнятся. Холли произвела огромный фурор: посетители ресторана были от нее без ума, и работала она с трогательным усердием, чтобы расширить свой запас португальской лексики. Но то необходимое волшебство — та неопределенная химия — так и не материализовалась. Она даже словом не обмолвилась о Максе, но Эдам тем не менее чувствовал, что Макс постоянно присутствовал в ее мыслях. «Одна лишь хорошая новость, — думал Эдам грустно, — я не единственный мужчина в Веламуре, кто не обладает этой неуловимой химией». И местные жители, и приезжие, очарованные этим удивительным пышным телом и рыжими кудрями, делали все, что было в их власти, чтобы очаровать Холли, но каждый раз вместе с улыбкой получали отказ. Она была непроницаема для их дерзкой лести. Эти красивые смуглые черноглазые мужчины совершенно ее не интересовали, что, с одной стороны, было облегчением, считал Эдам. Но только он был бы гораздо больше счастлив, если бы смог избавиться от постоянно преследовавшего его подозрения, что этот жизнерадостный, трудолюбивый и морально безупречный сотрудник был просто манекеном, похожим на Холли Кинг.

После полудня в спокойный промежуток времени между обедом и ужином ресторан был почти пуст. Холли сидела за стойкой, склонив голову над книгой. Когда Эдам подошел, она вскочила, и книга проскользнула у нее между коленей и громко шлепнулась на пол.