— А мы уезжаем, — сказал Рогволд; она не сразу поняла, кто говорит и о ком.
Вскинула голову.
— Вы?
Под распахнутой курткой — узкий, по моде, двухцветный — точно пополам — свитер; правая половина в цвет волос, левая — болотно-зеленая, в цвет глаз. Чуть сощуренных, насмешливых глаз…
А ведь он понимает. Он далеко-о не дурак, этот вечно молчащий парень…
Эдик развел руками — шутовски виновато; теперь она смотрела только на него.
— В Германию, — подтвердил он. — Втроем.
Зависла пауза — долгая, как жизнь.
— И что ты там будешь делать… в Германии?
— Я в Германии? Женюсь.
Она вытаращила глаза. Он ухмылялся. И тут до нее дошло.
…Она все-таки расплакалась. Нервы сдали. И Эдик все-таки обнял ее — прижал к себе, к своей куртке…
— Бедный Ванька, — она всхлипывала, уткнувшись в шершавую, пахнущую морозной свежестью ткань. — Чужой уголь… — шмыгнула носом, — чужие дети… Зачем все это было?
Руки Эдика лежали у нее на плечах.
— Откуда я знаю?
…И все-таки она написала этот рассказ.