Соло для пистолета с оркестром

Но тайком он на клиентку посматривал. В женщине чувствовалась порода. Люди, жившие когда-то в роскоши, навечно пропитываются золотой пылью. Ничто не может убить воспоминания, даже нищета. Юлия Шумова красавицей не была, и одета была безобразно, но Глазов смотрел в ее глаза с непонятной тоской. Она ездила на «Мерседесах» и наверняка побывала везде. В местах, о которых он может только грезить. Она была женой очень богатого человека. Приемы, банкеты, номера дорогих отелей… На этих плечах лежал роскошный мех, на тонких длинных пальцах и в маленьких ушах сверкали бриллианты…

А глаза у нее необычные. Очень уж светлые, серые, почти жемчужные, при темных волосах и угольно-черных ресницах. Добавить в них яркости и капельку синевы, и Юлия была бы очень интересной женщиной. А так выглядела блеклой. Глазов попытался представить ее при полном макияже и… не смог. Они были затянуты серой дымкой, ее глаза. Туманом, за которым он не смог ничего угадать.

«И все-таки, сколько же ей лет? А спросить, обидится?»

— Я звонил вам… — со вздохом сказал он и тут же себя одернул. «Звучит как начало любовного романа. Что у нас может быть общего? Ничего! И уж конечно, никакого романа!»

Юлия Шумова словно прочитала его мысли и усмехнулась. Все-таки эти зрелые женщины очень опасны. Ты еще только подумал, а она уже все знает! И продолжение зависит только от нее, по праву первого хода.

— Извините, — сказала хозяйка. — Я стала немного странной с тех пор, как живу одна.

— Вы что-то говорили про боязнь людей… — он почувствовал, что заикается. Фразы получались деревянные. Из-за собаки? Из-за собаки!

— Вы привезли кассету? — спросила она.

— Как мне вас называть? — решился, наконец, Глазов. — Юлией или по отчеству?

— Хотите знать, сколько мне лет? Тридцать пять, так что решайте сами.

«А выглядит старше…» — машинально отметил он и сказал:

— Тогда по отчеству. Мне двадцать восемь.

И тут случилось неожиданное. Она вдруг закрыла лицо ладонями и заплакала устало, раскачиваясь из стороны в сторону:

— Старуха, совсем старуха… Жизнь кончена, потому что страшно…

Глазов растерялся. Что делать? Бежать за водой? И почему она ревет? Потому что ему двадцать восемь, а ей тридцать пять?

— Ну не надо так расстраиваться, — виновато сказал он. — И вовсе это не много. Тридцать пять. Нашли из-за чего плакать!

И тут же понял, что сказал глупость. Это из-за собаки. Определенно. Собаки его пугают.

— Боже мой… — всхлипнула Юлия. — Если бы все это вдруг кончилось… Страшно…

— Кого вы боитесь?

— Людей. Я же сказала, что боюсь людей.

— Вас кто-то обидел?

— Давайте кассету, — Юлия вдруг перестала плакать и стала вытирать лицо.

— Послушайте, я помочь вам хочу. Конечно, мужа вашего не вернешь… — Это прозвучало еще глупее. В таких случаях было два варианта: говорить банальные слова сочувствия или молчать. И Глазов замолчал. Они сидели на террасе безмолвно, и Дмитрий искал повод, чтобы уйти.

— Чаю хотите? — спросила она.

— Зачем вам этот фильм? — поинтересовался Дмитрий вместо ответа на вопрос.

— Я хочу убедиться, что ошиблась. Что у меня просто-напросто нервное расстройство.

— На самом деле это вполне может быть правдой. Если бы вы посмотрели другие фильмы, то увидели бы в них сходство. В образе героя-мстителя.

— Какого героя?

— Человека, которого я хочу найти. Он совершил по крайней мере четыре убийства. Во имя справедливости, конечно.

— Но ведь он прав.

— Как это?

— Так вы хотите чаю?

— А, давайте!

Вскоре она накрыла на стол. Они сидели на веранде, пили чай, разговор стал неспешным, плавным. Юлия Шумова разговорилась. И даже разоткровенничалась:

— …Петя был жестоким человеком. Знаете, бывает и такой вид жестокости: от чрезмерной занятости. Это когда кто-то перекладывает свои человеческие обязанности на других. Мол, я для вас деньги зарабатываю, а вы уж как-нибудь сами. Любите за меня, жалейте за меня, извиняйтесь за меня. А мне некогда. Ведь это так просто! Не хочешь быть внимательным к человеку, с которым живешь, можно сказать, что заработался и забыл поздравить с днем рождения, не встретить в аэропорту или просто не улыбнуться, придя с работы: «Здравствуй». Что касается фильма… Петя никогда никого не увольнял. За него это делали другие люди. Которых он для этого нанимал. А заступиться, если уволили не того… Извини, друг, я просто забыл. Или сделал вид, что забыл. Очень удобно, кстати. И про Мишу он вроде бы забыл. И был наказан.

— Значит, во имя справедливости можно убивать?

— Да что вы про это знаете? Я сама сейчас в таком состоянии… От самоубийства меня спасает только желание пережить своих врагов. И я готова сократить этот срок. Уничтожив врагов.

— Я тоже, — неожиданно для себя сказал Глазов. — То есть не уничтожить. Увидеть, как им будет плохо. Только я себе дело нашел, и вы найдите. Посмотрите эти кассеты. Мне надо с кем-то поговорить. Может, я и не прав. А варенье у вас вкусное.