И Глазов выложил на стол вырезку из журнала, где Андре Никольски был снят на фоне загородного особняка. Баум тут же сел обратно за стол и схватился за фотографию. Профессиональный интерес в нем был сильнее.
— Не может быть, — он вновь с волнением поправил очки. — Я же прекрасно его помню. Ну да. Андрей Никольский. Глубокий шрам на левой щеке, шов, сделанный каким-то кустарным способом. Ужасная, грубая и очень непрофессиональная работа. Ткани рассечены настолько глубоко, что скрыть увечье полностью невозможно. Ну вот и здесь это заметно, как же, — он с облегчением ткнул пальцем в борозду на щеке режиссера.
— Но здесь Никольский все-таки неплох. Согласитесь. А после ваших операций все равно оставался обезображенным. Что, заплатил мало? Или операция прошла неудачно?
Баум вытер пот со лба. Он заметно волновался:
— Вы видели его? Откуда знаете, какой он был? Это он вас послал? Что, у него есть какие-то претензии? Я сделал все, что мог. Слышите? Да, операция не слишком удалась. У всех бывают неудачи. Я переживал. Предложил ему повторную операцию через год. Бесплатно. Да-с. Бесплатно. Но он не появился больше в клинике. Думаю, все дело в женщине.
— В какой женщине? — тут же ухватился Глазов.
— Они встретились у двери моего кабинете, — усмехнулся Баум. — Американская журналистка. Имя такое… Типичное. Салли. Да-да. Именно Салли. И фамилия соответствующая: Смит. Представляете? Просто Салли Смит. Чернокожая женщина. Она хотела сделать себе европейское лицо. Нос, по крайней мере. Как у этого… у Джексона… — и Баум невольно поморщился. — Волосы распрямить.
— Зачем? — удивился Глазов.
— Ну, они наслышаны о нашей медицине. В Америке такие услуги стоят гораздо дороже. И потом, я, как пластический хирург, довольно известен. Да-с, известен, молодой человек. Поймите меня правильно, я не оправдываюсь. Ему я очень хотел помочь. А ей… Может быть, она встретила кого-то в России и захотела изменить свою внешность, чтобы как-то адаптироваться в этой стране, выйти замуж. Может быть.
— Она была некрасива?
— Ну, в общем, да. Очень. Темнокожие люди бывают очень красивыми. Нам, европейцам, этого не понять. Для нас все китайцы на одно лицо и все негры тоже. Это не так, поверьте мне, как пластическому хирургу. Но меня удивило, как быстро они сблизились. Знаете, у меня был сложный пациент, и я попросил этого Никольского подождать возле кабинета, а женщина как раз выходила от меня расстроенная. Я пытался отговорить ее от операции. Ну, зачем негритянке европейский нос? К чему? Я в некотором роде художник, скульптор. Если человек настаивает и платит большие деньги, то готов пойти ему навстречу, но всегда пытаюсь объяснить, в чем именно пациент не прав. Ну, она же не эстрадной звездой собралась стать, эта Салли Смит? А если завтра полюбит темнокожего мужчину , так что ж, все обратно? Так я и пытался этой Салли Смит объяснить. И, кажется, вашему Никольскому удалось то, что не удалось мне. Во всяком случае, ушли они вместе и больше не возвращались. Ни он, ни она. Да-с.
— Послушайте, Марк Аронович, когда вы общались с Никольским, он показался вам нормальным человеком?
— Извините, я не психиатр, молодой человек, — Баум уже полностью пришел в себя. — Я хирург.
Скульптор. Да-с. Возможно, мне показалось… Нет, наверное/показалось. У меня создалось впечатление, что это человек неординарный. Умный, очень образованный. Он меня словно изучал, этот Никольский. Внимательно изучал. Вопросы задавал. Иронизировал. Возможно, поэтому у меня дрогнула рука. Знаете, я его боялся. Стыдно признаться. И потом, его речь, весьма своеобразная. Яркая, образная. Ему бы романы писать. Хотя я смотрел медицинскую карту: восемь классов образования, незаконченное сельскохозяйственное ПТУ. А с Салли Смит они разговаривали на английском. Что, в наших ПТУ повысился уровень образования?
— Возможно, — вздохнул Глазов. — То есть, возможно, что это было особенное ПТУ. Значит, у них возникла взаимная симпатия. Нашли общий язык и тему, интересную для обоих. Что ж, спасибо, Марк Аронович… Вы, правда, считаете, что у меня нормальное лицо?
— Что? — удивился тот. — Ах да, ваше лицо… С лицом у вас все в порядке. Нет человека, который не комплексовал бы хоть изредка по поводу собственной внешности. Я, по крайней мере, таких не встречал. Кудрявые завидуют тем, у кого длинные и прямые волосы, голубоглазые — тем, кому достались карие или, скажем, зеленые глаза. Надеюсь, вы не хотите греческий нос?
— Греческий? Нет, не хочу. Хочу римский.
— Ха-ха! У вас хорошее чувство юмора! А, кстати, почему им так заинтересовалась милиция? Никольским? И вы. Кто вы?
— Он женился на этой американской журналистке и уехал в Америку. Наследство ему оставили. У меня поручение от юридической фирмы, — Глазов решил придерживаться этой версии.