Соло на баритоне

В поселке жили спецпереселенцы – раскулаченные крестьяне. Лет десять назад первыми сюда привезли с Волги татар и башкир, башкир, наверно, было больше, потому что район назвали Башпоселком. Со временем появились здесь и русские семьи. В начале войны в землянке, где уже два года жила Васина тетя Аня (жила с двумя дочерьми, без мужа и работала в бригаде, которая ремонтировала железную дорогу), поселились еще и трое Дорошкиных, эвакуированные из Белоруссии, где наступали немцы (об отце Васи, командире Красной армии, семья к тому дню уже получила извещение: «пропал без вести»).

Поселок располагался на земле, под которой шахтеры выбирали уголь; бараки были обречены со временем провалиться, что и случилось вскоре после войны.

Открыв глаза, Дорошкин вспомнил о своем обещании «не отвлекаться» и продолжил рассказывать:

– Сижу на скамеечке, дергаю за струну балалайку. Мама и тетя на работе, брат и двоюродные сестры ушли в школу, мне тоже пора укладывать портфель, но я уже решил в этот день на уроки не ходить, потому что у меня не было сил оторваться от балалайки.

В школу пришел на другой день.

С середины первого урока вызывают к директору.

На пороге кабинета Петр Николаевич жестом останавливает меня и, не терзая предисловиями, зло приказывает:

– Балалайка через два часа должна быть тут! – стучит пальцем по своему столу.

5.

Встрече Дорошкина с директором предшествовало такое событие.

Руководить оркестром Петр Николаевич сначала намеревался сам; он еще помнил уроки, полученные в молодости в музыкальном училище, и, пожалуй, еще и сейчас сумел бы по памяти сыграть на домре «Турецкий марш» Моцарта. Но месяц назад забрали на фронт «физика», и Андреев, учитель географии, стал еще и «физиком»; потом тяжело заболел «ботаник», и директор взял на себя и его уроки; много оставалось и административных, хозяйственных забот. Так что с некоторых пор Андреев все яснее стал понимать, что времени для оркестра у него не будет и без профессионального музыканта ему, пожалуй, не обойтись.

Пока он искал специалиста-струнника, в школе и произошло то самое событие, которое тертый жизнью Петр Николаевич, конечно, мог бы и предусмотреть и не допустить, но, закрутившись с повседневными делами, не предусмотрел, хотя и требовалась мелочь – обыкновенный замок.

С быстротой, свойственной всем невероятным известиями, в один прекрасный день по школе распространилась информация, которую, по слухам, первым в свой класс принес второгодник Мотька Чалый:

– В незапертой каптерке – балалайки!

И инструментов в каптерке к концу уроков не стало.

На следующий день во время чрезвычайного (в коридоре школы) построения директор (естественно, после пересказа последних сообщений Совинформбюро о событиях на фронте) обсудил вопрос о грабеже в каптерке, сказав в заключение (речь его на этот раз была не вполне дипломатичной, учитывала сугубо мужской контингент слушателей, хотя, конечно, и не выходила за рамки дозволенной педагогикой лексики):

– Снимаю с уроков всех, кто взял инструменты; к вечеру уворованное должно быть в каптерке!

К вечеру в каптерку не вернулась только одна балалайка.

Директору нетрудно было установить, что на построении не присутствовал Вася Дорошкин из «седьмого-А».

– Мне, ваша честь, конечно, не хотелось возвращать инструмент; я уже считал балалайку своей. Понимаете…

– Отдавать, Дорошкин, всегда трудно, – судья, кажется, позволил себе легкую иронию. – Давай-ка на этом разговор о струнном оркестре закончим. Балалайку ты больше не видел. Через два дня к Андрееву пришел заведующий клубом, – судья подтянул к себе папку, взял в руки исписанный лист бумаги, – сказал (цитирую дословно): «Вези, Петр Николаевич, оркестр обратно, у меня завтра на складе ревизия». Так было?

– Так.

– Директор вернул инструменты и больше о них не вспоминал. Знаешь, почему?

– Знаю. У него возник новый музыкальный проект.

В это время за спиной судьи каменная стена кабинета вдруг нешироко раздвинулась и в образовавшейся щели появилась пошевеливавшаяся тень. Наверно, там было какое-то существо, но ни лица, ни одежды существа Дорошкин не разглядел – в щели было мало света.

– Обеденный перерыв, – объявила тень и тотчас же исчезла, после чего исчез и судья, а Дорошкин очутился в наполненном светом помещении, убранством и уютом походившем на московский ресторан центрального Дома литераторов.

6.

Сел за стол. У края стола поверх серой скатерти лежало меню; на тяжелой коричневой обложке золотыми штрихами была нарисованная гора, которая показалась Дорошкину похожей на ту, где в компании стражников он сегодня обедал. На первой странице были написаны названия блюд, однако столбика цен не было, и это удивило нашего героя, но тотчас же появившаяся возле стола высокая блондинка в голубом платье («похоже, официантка»), улыбнувшись, объяснила:

– У нас все бесплатно.