Соло На Два Голоса (СИ)

Лестно? Да ужас же... Когда тебе это не просто не нужно, а от-вра-ти-тель-но! Я даже украдкой плакала тогда, поняв, что мне придётся идти на компромиссы и сделки. Почему не ушла? Почему не разрушила эту карикатуру на семью? Не знаю. Я с детства не привыкла доверять своим чувствам и уж тем более считать, что они правильные. Я ж во всех смыслах урод! Значит, надо себя ломать и перебарывать, а не идти на поводу у собственных "не хочу" и "не могу". Я и перебарывала. Заключала сделки. Терпела. И даже продавалась.

Вот интересно... Если бы папа не умер, если бы он был рядом, когда я выросла, он смог бы объяснить мне про эти отношения между мужчиной и женщиной? Нашёл бы слова, сумел бы растолковать, в чём тут тайна, сермяга? Может, если бы рядом был папа, никакого Лёшки в жизни и не случилось бы? При этой мысли тренькало очень больно в сердце: тогда и Сашеньки не было бы... Но мысль о том, что я могла научиться правильно чувствовать, умела бы любить и быть любимой, была столь соблазнительной, что перевешивала даже такое ужасное предположение: не было бы Сашеньки. Будто кто-то не добрый и не злой, просто бесстрастный и рациональный спокойно констатировал: был бы кто-то другой - не менее любимый и ненаглядный, возможно, даже более. Более? Это возможно? Почему бы и нет - что я знаю про любовь?

Так зачем же я терпела тот постылый брак? Зачем, если муж вдруг прокричал всё это, что вызвало девятибалльный шторм в моём организме? Если он не любил меня и мучился, зачем же мы мучились оба? Да лжёт же он, лжёт, лжёт...

Я убежала тогда от этого жуткого разговора, в прямом смысле - убежала. Убежала по лестнице, не дождавшись лифта, убежала из бывшего собственного дома, куда я за каким-то хреном пришла "поговорить о Сашеньке и о том, чтобы обо всём нормально договориться". Поговорила... Бежала, даже забыв дать бывшему пощёчину за "трахальщика". А когда выскочила из дома, все перемешавшиеся между собой органы моего тела всё же завершили дурацкий бег и нанесли решающий удар: меня здорово вытошнило прямо у крыльца подъезда. Вот просто вывернуло наизнанку, что было и противно, и стыдно, но поделать я ничего не могла. Блевала, как пьяница после большого загула. После этого, вроде бы как, органы вернулись каждый на своё место, но в несколько потрёпанном состоянии. Наверное, в тот час я постарела сразу на десяток лет.

Я думала, что мы с ним, с мужем, хотя бы друзья. Верила, что он поймёт и хотя бы со временем примет ситуацию. Не говоря уж о том, что теперь он совершенно свободен и сможет найти себе нормальную женщину. И никак не ожидала варианта с битьём посуды, делёжкой имущества и жуткими оскорблениями. Нет, посуду никто и не бил, а вот имущество мужик начал делить весьма агрессивно. И оскорблять меня тоже...

Я тащилась раненым животным по улице, по зимней пороше, по темноте и ветру, не видя ничего, не разбирая дороги. А на морде моей в колючую корочку превращались слюни и остатки блевотины, которые я даже не догадалась стереть снегом.

Ведь буквально за несколько дней до этого я вусмерть разругалась с мамой, которая не приняла перемен в моей жизни и наорала на меня: "Шлюха! Вот просто шлюха - и всё!" И я не понимала, почему и за что... Я теряла Сашеньку, которая дулась и плакала. И в итоге вот, что мне устроил Лёшка - моя последняя надежда, что мы обо всём договоримся и поймём друг друга. И что будет сплошное "давайте восклицать, друг другом восхищаться". В тот момент я была влюблённой до ужаса идиоткой, решившей, что раз к ней пришло счастье, автоматически счастливы станут все. И что все - добрые, замечательные, хорошие, достаточно им только улыбнуться и сказать ласковое словечко, как они бросятся мне на шею... Кретинка безмозглая! И вот эта кретинка ползла по зимней Москве, а в голове у неё стучало: "на большом безрыбье, на большом безрыбье, когда и рак - рыба..." Он никогда меня не любил. Он не мог меня любить, меня любить невозможно! И с самого начала всё было ложью и не так, не так, не тем, чем представлялось... Как больно это, оказывается! Даже когда сама не любишь уже давно, услышать такое очень больно! Адский жар в груди и на лице никакой холодный ветер остудить не мог.

Тогда и случилось первое моё замыкание. Мне так было тяжело дышать, так давило в груди, что я остановилась и плюхнулась на первую попавшуюся скамейку. Закрыла глаза и... началось.