- Успокойся, моя хорошая, моя умница, моя красавица! Всё это бред и морок, пройдёт, это минутный шторм, даже не шторм, а штормик! Ведь случилось главное в твоей жизни - ты Илюшу встретила! Какая всё фигня по сравнению с этим, милая! То, что твой Лёшка - дурак, ты уж прости, я всегда знала. Но думала, что любишь ты этого полудурка... Вот она, твоя закрытость! - Лариска с шутливым упрёком несильно дёрнула меня за волосы. - Если бы ты мне давно сказала, что нет уже никаких чувств, я бы вытащила тебя из этого бракованного брака, уж вытащила бы, будь уверена! Но вы со стороны выглядели образцово-показательно семейкой... Ах, Анька, зачем ты молчала все годы! Вот ты в шоке, а я совсем не в шоке: и ни от мамы твоей - всегда знала, что она зараза приличная, извини, не дёргайся, больше не буду... А уж от Лёшки твоего за три версты разило - жлобина, бездарь и совок. Просто оно всё сразу наружу вылезло, без подготовки, взрывом... Накопилось, пружинка давно была готова - сжата до упора, только повод нужен был, чтобы рвануть... вот и рвануло. Но никакого кошмара, ничего удивительного не случилось, всё было ожидаемо и всё логично...
- Да ладно тебе, - со всхлипом вскинулась я и с удивлением посмотрела на свою мудрейшую Ларку. - Вот прям совсем ты не удивлена и подобного ожидала! Быть такого не может! Я - ни сном, ни духом, а ты...
- Лапонька, лицом к лицу лица не увидать, - Лариска своими большими красивыми ладонями взяла моё лицо и сжала щёки, как это делают малышам, чтобы их мордашки стали забавными. - Малышка моя! Заплаканная маленькая девочка! Наивная и с детства какая-то несчастная! И не могу я понять, почему всё-таки? Где в тебе сидят боль, наивность, хрупкость, беззащитность, ранимость? Такая умница, но ни-че-го не понимаешь ни в людях, ни в жизни.
Наверное, можно было обидеться на эти слова. Но подруга смотрела на меня при этом с нежностью и тревогой! Обидеться на любовь может либо законченный идиот, либо неблагодарная скотина. Вроде я не такая... Поэтому и не обиделась, хотя удивилась очень.
Лариска продолжала гладить меня по голове, её прикосновения были нежно-скользящими, ласковыми, как тёплый ветерок. Убаюкивающими. А я была страшно измученная и усталая после почти что бессонной ночи с редкими кошмарами. И тут на меня вдруг как-то особенно остро пахнуло подругой - этим с детства мне знакомым, милым, дорогим запахом дружбы и безопасности, верности и честности. И почему-то к запаху подруги ещё прибавился аромат хвои - тот самый, тоже из детства, верный признак праздника и близкого чуда. Я было дёрнулась - хотела спросить у Ларки, откуда и почему вдруг запахло ёлеой, Новый год давно прошёл, но тут же поняла, что оно опять начинается. ОНО - замыкание. Я будто проваливалась в сон, убаюканная Ларискиными ладонями, её голос звучал всё отдалённее, с лёгким эхом, будто она говорила из ванной комнаты...
И вдруг он вновь зазвучал нормально - с обычной громкостью, эхо исчезло. Только я очутилась... в родительской квартире, причём, такой, какой она была много лет назад. В углу большой комнаты стояла новогодняя ёлка, наша обычная небольшая настоящая ёлка, какую мы под каждый новогодний праздник покупали на ближайшем рыночке, особенно не привередничая, и которая всегда так остро и сказочно пахла. Ларка сидела на диване и, закинув ногу за ногу, рассуждала о семейной жизни. Я помню этот день! Нам тогда было лет по восемнадцать, это было второе или третье января... Мама с Сержем уехали в загородный пансионат, я уже отгудела встречу Нового года с однокурсниками... Ох, и нацеловались мы на той вечеринке с Лёшкой! Просто как чокнутые целовались, не могли отлипнуть друг от друга. С ума сходили от стыдных желаний наших тел, как раз в ту ночь решили пожениться, чтобы "навсегда-навсегда!", что подразумевало, конечно же, чтобы "каждый день, каждый день!".
Лариска растила маленького сына, поэтому новогоднюю ночь провела дома, с мамой. Но в одних из первых дней нового года мама отпустила её ко мне в гости до самого вечера. И подруга заявилась ко мне с домашними пельменями, салатом оливье, бутылкой шампанского и подарком - элегантной бледно-зеленой блузочкой. Никогда нельзя было заподозрить Ларису в том, что она дарила что-нибудь, ей самой не подошедшее, потому что размер явно был мой, а не её, да и стиль совсем не Ларкин: сроду она блузочек-рюшечек никаких не надевала, не её это абсолютно. Так что, то был настоящий подарок, выбранный с любовью, ведь подруга знала: самый мой любимый цвет - цвет свежего салата, который растение. У нас дома на Новый год никто подарков друг другу не дарил, поэтому я чувствовала себя тогда немножко осликом Иа. "Мой любимый цвет... мой любимый размер..." Милая Ларка!