- Ага... думала меня порадовать, да? Или... что? - теперь в мамином тоне слышалась издевательская насмешка. - В общем, так. Давай так... Ты эти глупости брось, идиотку-то из себя не строй. А то я не знаю, что ты уже как минимум год озабоченная дура. Чешется, да? Зудит? Фантазиями развлекаешься, ручками блудишь? - материн голос становился всё более металлическим, звонким и злобным. Помню, мне подумалось, что она всё поняла, обо всём догадалась и решила, что виновата я. Во всём виновата только я сама. Игра проиграна, мой план провалился. - В общем, только пикни ещё про это хоть кому-нибудь! Мало того, что себя выставишь озабоченной идиоткой, так ещё от меня получишь... на орехи... ох, как получишь! - мама даже занесла руку, чтобы показать серьёзность своих намерений, а я всё ещё с физиономией деревянного Гуимплена втянула голову в плечи и зажмурилась. - Прекрати улыбаться, кретинка! - мама уже орала. - Никакой дядя Серёжа тебе больше одеяло поправлять не будет! Забудь и не мечтай даже! Пошла вон отсюда, Лолита недоделанная!
Дважды просить не понадобилось - я почти телепортировалась в свою комнату, где совершенно без сил рухнула на тахту и свернулась в крохотную запятую. Я не знала, кто такая Лолита, и это почему-то адски тревожило. Сердце бешено колотилось, я вся тряслась и чувствовала себя... чувствовала себя самой грязной и вонючей тварью, какая только может существовать на свете. От отвращения к самой себе меня тошнило, во рту было горько, а всё моё ещё совсем детское тельце было покрыто липким и холодным потом. В животе взвилась резкая и очень странная боль... То был первый мой криз, настоящий адреналиновый криз. Потом, позже, эти мучительные приступы навещали меня регулярно долгие годы, и бывают по сей день, я отлично знаю эту боль, научилась с ней справляться и понимать её причины, а также замечать первые признаки, самое начало. Но тогда, в десять лет... Оно случилось впервые, было страшно и мучительно. Тогда я просто перележала первый приступ. Тихо перележала... До следующего утра.
Мама не обманула: Серж ко мне больше не приходил. Правда, разговаривать со мной он с той поры вообще прекратил. Я перестала для него существовать. Он даже никогда больше на меня не смотрел. Впрочем, мне это было всё равно.
Потому что я поняла главное: мама меня не любит. Совсем. Ни капельки. Даже надежды на это больше нет и быть не может. Своим рассказом про "поправить постельку" я окончательно, навсегда и очень далеко оттолкнула от себя ту маму, которая когда-то тискала меня, целовала и называла удивительными, самыми прекрасными в мире ласковыми словами. Никто не умел придумывать нежные словечки лучше неё...
Я, я сама всё это убила, уничтожила своей тупостью, мерзостью, неумением потерпеть всякую ерунду! Проявила свою грязную сущность, ещё и улыбалась, гадина. Представляю, какой противной была я в те минуты - меня ж надо было прихлопнуть, как клопа вонючего, зажав нос, чтобы навсегда избавить чистый и правильный мир хотя бы от одного урода, вроде меня. От меня...
Меня нельзя любить, это невозможно, таких не любят. Таких терпят и щупают. Всё. Может, папа потому и умер, что делал нечто невозможное, то, что нельзя: он меня любил. За это и умер. А не надо было любить гадость.
...А вдруг Серж на самом деле хотел всего лишь поправить мне одеяло? А я... Что ж я в таком случае натворила? Значит, я на самом деле грязная... Лолита.
С тех самых пор, с десяти лет я никогда больше не спала на животе. Не могу... Накатывает страх, если вдруг лягу так. Будто током бьёт, поэтому сразу переворачиваюсь на бок, на спину - только не лежать на животе!
После той ночки с "приступом" я позвонила своему доктору, вкратце всё описала, и мы вместе пришли к решению прекратить эту дурь с таблетками. Боже, насколько же мне стало легче буквально на следующий день! Будто мне разрешили снять тяжёлые доспехи, латы и прочие кошмарные одёжки железного рыцаря. Тело почувствовало лёгкость, ушла скованность и наладились, пардон-простите, все женские дела - буквально за неделю.
А замыкания... С ними всё по-прежнему. Они продолжились. С той же частотой и с тем же эффектом, стопроцентным эффектом присутствия. Ну и что? Да и пусть. Я просто больше никогда и никому не стану ничего рассказывать. Ведь ни объяснить толком, ни понять всё это просто невозможно. Смиримся!
Ларке я сказала, что всё у меня прошло, а Сашка с Илюшей и не знали ничего. Им я выдала версию, что у меня был депрессивный эпизод, который мы с доктором успешно пролечили. Все остались довольны. Все успокоились. Вот и хорошо.
...Идём на посадку. Соседка деликатно потеребила меня за рукав:
- Аня! Милая! Просыпайтесь! Надо пристегнуться и... садимся, в общем!