Соло тишины

Вдруг он узнал ту мелодию, которая теперь звучала в сердце – это был фрагмент забавной народной песенки, которую он разучивал в детстве. Программа в музыкальной школе была для всех одинаковая и он всегда восторженно слушал пьесы, которые играли старшие ребята, выбирал, какие ему нравятся больше и что он хотел бы сыграть сам, потом слушал, как пьесу играет преподаватель и что-то болезненно с трепетом сжималось в его груди. И это неведомое, сжавшись, хотело излиться мелодией, потому что и сама мелодия будто бы хранилась именно там, в глубине души, хотя наверняка такое мог ощущать далеко не каждый человек, а только истинный музыкант.

В последнее время он стал понимать, что музыка – весьма относительная вещь, и каждый житель планеты – это по-своему аккорд, а некоторые может быть даже гармоничные такты или целые симфонии. Другие же – просто шум или даже пустота… Именно с этими мыслями и дошёл наконец до дачного посёлка – третьего и финального пункта сегодняшнего вечера. Этой ранней весной на дачи переехали уже многие. Деревья однако стояли пока обнажённые и только изредка на солнцепёке желтели, как маленькое солнечное эхо, первые цветки мать-и-мачехи, которые всё время появлялись даже раньше подснежников.

Ещё пели соловьи. Так заливисто и чарующе, что человек невольно замедлил шаги. После и вовсе остановился – подумал даже, что напрасно наивные люди из семи нот пытаются выжимать какие-то музыкальные шедевры. И ведь у них порой даже получается! Прикинул теперь, каким надо быть гением и виртуозом, чтобы сочинять музыку. Однако всё-таки надо было поторопиться и осуществить задуманное, потому что уже совсем наступила ночь. Завтра же будет новый день и, как он рассчитывал, начнётся новая жизнь, а эти три преступления останутся в прошлом.

Соловьи, будто предчувствуя недоброе, понемногу начали смолкать. А может просто утомились, и в сгустившейся темноте решили подремать хоть немного до рассвета. Тогда человек подумал, что ни один музыкальный инструмент не сравнится с их пением – куда уж там! Даже скрипке, этой примадонне всех оркестров, и то до них далеко. Но всё-таки старались упорные люди превзойти совершенство природы.

Нужную ему дачу злоумышленник нашёл быстро.

Дорога здесь была ему хорошо знакома и он заглянул через калитку, через кусты, растущие в палисаднике – понял, что теперь задача перед ним встала посложнее. Или он сам оплошал, основательно просчитался, и начинать следовало именно отсюда… Дачные домики, сильно охладившиеся за зиму, теперь приходилось тщательно прогревать растопленными печами, несмотря даже на солнечную погоду. А потому окна все закрывали плотнее ближе к вечеру. Ещё закрывали, чтобы не залетали внутрь первые мухи и комары. Какое-то время человек стоял возле запертой двери. В окне поблескивал тусклый свет лампочки, и человек не сомневался – хозяева внутри. Осторожно приоткрыл калитку, зная, что они обычно скрипят. На этот раз калитка не скрипнула. Тогда он, неслышно ступая, словно хищный зверь, подошёл к двери – прижал её толстой широкой доской. Разного древесного материала здесь всегда было полным-полно и он заранее это отлично знал.

Понимал, что проявляет чрезвычайную жестокость, не давая людям ни малейшего шанса на спасение, хотя при этом утешал себя, убеждая, что они сами виноваты и тоже чрезвычайно жестоки.

Рука не дрогнула и он сделал всё, как запланировал.

Что его увидят в окно, злоумышленник не боялся – пусть смотрят, ведь впоследствии никто уже не напишет заявление и не даст против него показания… На какое-то время даже задержался напротив окна, надеясь встретиться взглядом со своими жертвами. Разбившееся стекло посыпалось в палисадник и внутри заметались, ещё видимо не сообразив, что произошло. Человек попятился, мгновенно, как это умеют делать только преступники, скрылся в темноте.

– Я всё видела, – услышал он вдруг женский голос.

Вместо того, чтобы испугаться, заслушался эти голосом, который прозвучал на удивление мелодично и нежно. Присмотрелся, увидел впереди себя маленькое существо в белых одеждах.

– Ты ангел? – шёпотом спросил он.

В ответ раздался смех, такой игривый и тонкий, какой мог быть только у ребёнка. Тогда преступник разволновался, потому что растолковал этот смех по-своему.

– Значит всё-таки ангел, – пробормотал он.

Хотя сейчас ему следовало немедленно убежать, он не двигался, потому что смех этот напоминал ему переливчатые трели соловья. Птиц он всегда считал посланниками с небес, а значит можно было не сомневаться – и это существо, смеющееся с ними в унисон, оттуда же, с заоблачной дали.

– Я тебя знаю, – продолжал говорить этот ангелок.

На самом деле это была девочка лет восьми-девяти. Человек, весьма польщённый, улыбнулся – надо же, его знает ангел, не зря видимо он так часто стремился уединиться в тишине, вот и встретился наконец с одним из посланников с небес.

– Я расскажу взрослым, что это ты поджог дом дяди Кости и тебя посадят в тюрьму, – продолжала в это время девочка-ангел. – а если не хочешь, чтобы тебя посадили, дай мне немного денег.