Соломенные люди

Мне с трудом удалось оттащить Зандта от входной двери. На него сейчас практически невозможно было повлиять, но я знал, что через главный вход идти нельзя. Я уже один раз удержал его, когда он хотел вернуться назад, чтобы собрать кости; мне пришлось развернуть его лицом к себе и выкрикнуть имя Сары Беккер, напоминая о том, что здесь еще может оставаться кто-то живой. На самом деле сейчас уже не имело значения, жива она или нет – ее просто нужно было найти. Я все же решил, что нужно идти в дом, что бы ни случилось. Если Человек прямоходящий там – что ж, тем лучше, но надо было пройти весь путь до конца.

Я подтолкнул Зандта за угол дома, где обнаружилась другая дверь. Она была заперта. Я пожалел, что с нами нет Бобби – он бы сумел бесшумно ее открыть. Я этого сделать не мог и потому, предупредив жестом Зандта, распахнул ее пинком.

Мы ворвались внутрь. Нас никто не встретил. Мы взбежали по уходившим влево нескольким ступеням, ведшим в переднюю часть дома, где кто-то мог поджидать нас у главного входа. Но в комнате не было никого и ничего, если не считать большого кожаного кресла, стоявшего спинкой к двери, и изящного столика из странного пестрого дерева. Прикрывая друг друга, мы пробежали через несколько комнат, расположенных в уже знакомом нам порядке. Оказавшись в задней приемной, мы остановились – там было темно и холодно, но не абсолютно тихо.

Откуда-то сверху послышался какой-то звук. Звук удара, приглушенный и далекий.

Мы направились назад, через кухню, к центральной лестнице. Наверху располагались четыре спальни с покрытым коврами полом. Там никого не было. Ванные комнаты. Ничего. Кабинет. Пусто. Но откуда-то продолжал доноситься звук.

Мы вернулись в первую спальню. Здесь звук казался громче, но теперь слышался как будто снизу. Вторая спальня – здесь звук был тише, но все равно доносился откуда-то снизу. Я развернулся кругом с пистолетом наготове, зная, что в любой момент кто-то может появиться из тени, что никто не стал бы устраивать подобную ловушку, если бы не хотел лично присутствовать при том, как она захлопнется.

Зандт бросился назад в первую спальню и упал на колени.

– Звук идет оттуда.

– Мы на втором этаже, – прошипел я, но потом снова услышал звук и понял, что он прав.

Мы оттащили ковер в сторону. Половицы. Врезанный в них маленький люк. Зандт разодрал в кровь пальцы, пытаясь его открыть.

Под крышкой – лицо девочки, бледное и исхудавшее. Лоб ее покрылся ярко-красными ссадинами от множества ударов о пол над ее головой в течение бог знает какого времени. Она была жива.

Сара моргнула. Где-то в глубине ее сознания возникло чувство, будто кто-то приподнял ее голову, так чтобы вода больше не попадала в нос. Губы ее пошевелились.

Зандт опустил руку и погладил ее по щеке. Он произнес ее имя, и она кивнула, едва в силах пошевелить головой. Глаза ее покраснели и опухли. Зандт наклонился ближе. Она снова попыталась что-то сказать, но я расслышал лишь хриплый шепот.

– Что она говорит?

– "Берегись Тук-тука".

Зандт снова наклонился и прижался лбом к ее лбу, словно пытаясь поделиться с ней своим теплом. Девочка заплакала.

Я ухватился за край досок возле ее шеи и потянул. Сперва они не поддавались.

– Он прибил их гвоздями, – сказал я. – Господи. Помогите мне, Зандт.

Наконец, одну за другой, доски удалось отодрать. Девочка пыталась толкать их, помогая нам, но она была слишком слаба, к тому же если бы она и могла что-то сделать в том положении, в котором находилась, то сделала бы это уже давно.

Когда отлетели две последние доски, Зандт нагнулся, подхватил ее под спину и поднял. Он взвалил ее на плечо. И тут она увидела мое лицо и закричала.

* * *

Нина знала, что ей нужно встать. Снизу она не могла дотянуться до ручки и тем более открыть дверцу, не говоря уже о том, чтобы забраться в машину. Она уже успела заметить, что кабель, который разматывал Дэвидс, тянулся прямо через автостоянку к другому зданию. Тому самому, где, вероятно, лежал Бобби. И она знала, что он точно так же тянется по всему комплексу, что это последнее средство защиты и даже, может быть, нечто большее.

Она снова опустила голову на асфальт. Ее правая рука, которая столь верно служила ей все эти годы, которая делала все, о чем она ее просила, теперь отказывалась повиноваться. Казалось, будто рука принадлежит кому-то другому, кому-то, кто был не на ее стороне и не слушал, что она говорила. Ей казалось, будто рука превращается то в резиновую перчатку, заполненную желе, то в клешню из раскаленных углей. Похоже, это был весьма дурной знак.

Нина дважды сглотнула и приподняла голову. Земля под машиной выглядела сухой, по крайней мере намного суше, чем вокруг. Можно было попытаться заползти туда и немного передохнуть. Тело подсказывало ей, что это очень хорошая мысль, и даже правая рука, казалось, начала оживать.