Соломон Кейн и другие герои

Поддерживая Мерилин одной рукой, другой он рубил и колол, прокладывая себе путь, разгоняя с дороги озверевших дикарей, — их, потерявших всякий человеческий облик, даже подземная буря не могла уже привести в чувство.

Дальнейшее было сплошным кровавым кошмаром, которого Кейн никогда впоследствии толком припомнить не мог. Он бежал и бежал куда-то извилистыми узкими улицами, на которых шла всеобщая битва, а над ним раскачивались титанические стены, и черные колонны падали совсем рядом, круша все живое и неживое, а под ногами вздымалась и опадала земля, и в грохоте рушащихся башен, казалось, погибал мир.

Существа, отдаленно напоминавшие людей, тянули к нему окровавленные когти и исчезали, отброшенные в небытие его стремительным клинком. Падающие камни рвали и ранили его тело. Он как мог оберегал девушку, закрывая ее собой и от неразумной стихии, и от еще менее разумных двуногих…

И вот наконец, когда даже и его выносливость близка была к своему пределу, он увидел перед собой внешнюю стену города, аспидно-черную, расколотую трещиной от фундамента до парапета. Стена раскачивалась, вот-вот собираясь упасть. Кейн ринулся в эту трещину, напрягая остатки сил в одном последнем рывке. Он едва успел выскочить с другой стороны, когда стена рухнула внутрь, рухнула сразу по всей длине, одной гигантской черной волной.

В лицо Кейну дул ночной ветер, за спиной слабел грохот, доносившийся из обреченного города. Шатаясь от изнеможения, он побрел по тропинке между холмами, все еще ходившими ходуном…

Глава 7 Вера Соломона

Рассветная свежесть показалась Кейну прохладной рукой, коснувшейся лба. Англичанин полной грудью вдыхал утренний ветер, налетавший из джунглей, чьи кроны колебались далеко внизу, у него под ногами, и чувствовал, как покидают разум видения пронесшегося кошмара. Ветер нес мускусный запах загнивающей растительности, но для Кейна он был что живая вода. По крайней мере, это естественным путем разлагалась добрая зелень, выросшая на воле. Здесь не было того гнусного запаха увядающей древности, которым дышат стены давно вымерших городов… Кейн невольно содрогнулся при мысли о них.

Он склонился над спящей девушкой, устроенной со всем возможным удобством на скудном ложе из веток, которые ему удалось собрать для нее. Открыв глаза, она какое-то время с ужасом озиралась вокруг, но потом ее взгляд остановился на лице Соломона, озаренном скупой улыбкой. Мерилин всхлипнула и обвила руками его шею.

— О-о, капитан Кейн!.. Неужто мы и вправду спаслись из того ужасного города?.. Теперь мне кажется, что все это был сон… После того как вы провалились в потайной люк в полу моей комнаты, Накари спустилась к вам в темницу… она сама рассказала мне об этом… Она вернулась донельзя раздраженной и твердила, будто вы — жалкий глупец, потому что она-де предложила вам власть над всем миром, а вы ответили оскорблениями. Она бесновалась и брызгала слюной, а потом поклялась, что и одна, своими руками, построит империю Великой Негари.

Потом она обратилась ко мне и всячески поносила меня, говоря, что вы, мол, цените меня, жалкую невольницу, превыше ее, царицы. Я молила ее о пощаде, но тщетно: она повалила меня к себе на колени и порола, пока я не потеряла сознания.

Долго я лежала почти без чувств… Смутно помню, как пришли воины и сказали Накари, что вам удалось бежать. Они утверждали, будто вы — колдун, будто вы, словно бесплотный дух, просочились сквозь каменную стену. Накари убила обоих стражников, которым было поручено доставить вас из узилища, и несколько часов кряду походила больше на дикого зверя, чем на человеческое существо.

Сколько я там пролежала, не знаю. Поневоле теряешь счет времени в этих комнатах и коридорах, куда никогда не проникает солнечный свет. Но с того момента, когда вы попали в плен, и до тех пор, когда меня повели на алтарь, миновал самое меньшее день, потом ночь и еще один день. Потому что весть о вашем побеге пришла лишь за несколько часов до жертвоприношения. И вот Накари со своими Звездными Девами явилась приготовить меня для обряда…

Само воспоминание о столь пугающем испытании заставило ее всхлипнуть и закрыть ладошками лицо.

— Меня, наверное, чем-нибудь опоили… помню только, как на меня надели белое облачение жертвы и принесли в обширный черный покой, заставленный какими-то страшными изваяниями. Там я лежала как в трансе, а вокруг меня женщины совершали отвратительное… постыдное… как предписывает им их безбожная вера… Не вынеся этого, я опять потеряла сознание, чтобы очнуться уже привязанной к черному алтарю. Метались факелы, заунывно пели фанатики, а за Башней Смерти понемногу восходила луна… Все это я воспринимала туманно, словно сквозь сон… И, словно во сне, мерещились мне светящийся череп высоко на стене башни и нагой жрец с клинком, занесенным над моим сердцем… Больше я ничего не помню. Что случилось потом?