Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов

К слову сказать, это было первое дорожное происшествие Егора, из которого он вышел без потерь, а когда поздно вечером возвращался уставший и пропахший к жене, подумал, что жизнь мистична: за несчастный брезент с полусгоревшего склада могут практически укокошить, а тут чуть ли не террористический акт – и хоть бы хны.

Критическая доля

Помещик Пичков и прапорщик Фролов

Отец помещика Пичкова, Христо, был болгарином и участвовал в Старозагорском восстании, а двадцать четвертого апреля тысяча восемьсот семьдесят седьмого года стоял на Скоковом поле Кишинева в рядах «Пешего конвоя» – ядра будущего болгарского народного ополчения. Обладая грамотностью, он помогал капитану Райчо Николову писать «Воззвание к моим братьям» и попал в число офицеров, перешедших перевал Хаинбоаз. Его фамилия выгравирована на известняковой плите столба, установленного на горе в память победы.

Потом Христо бился на Шипке, под Тырново и Плевеном, а после заключения Сан-Стефанского мира и образования Болгарского государства женился на русской мещанке Анфисии Поликарповне Толобышкиной, бывшей в его полку сестрой милосердия и имевшей землю под Егорьевском.

Приняв хозяйство, он разбил сады и построил усадьбу и четыре строения в ряд. Позже там образовалось селение в двадцать семь домов, получившее название Пичкова Дача.

Его сын Иван имел четырех детей и вошел в русское ополчение одна тысяча девятьсот четырнадцатого года.

Тогда патриотизм был столь высок, что теперь и не верится, что можно так радоваться войне. Вместе со своим другом прапорщиком Фроловым, московским купцом (владельцем четырех домов в Сокольниках), он прошел всю войну. А в восемнадцатом году они с отрядами красных матросов остановили немцев на Пулковских высотах, а Троцкий отдал Украину, Белоруссию и еще чего-то там.

Но, похоже, их участие в этом событии ничего не изменило, так как дом Фролова передали ГПУ (его и сейчас можно отыскать в зарослях Лосиного острова), а дворянскую усадьбу Ивана Пичкова заколотили крест-накрест досками, так и не использовав ни для чего и никогда, выселив предварительно жену и ребят на улицу. Семью крестьяне приютили, а землю Пичкова делить не стали – пожалели яблони.

Мне думается, что столь незавидная судьба друзей была обусловлена не столько социальным положением, сколько отказом принимать участие в гражданских боях. В тридцатые годы путь прапорщика Фролова теряется. Я случайно видел его портрет в рост в одной московской квартире, но расспросить подробнее хозяев постеснялся.

Пичковых же отослали на Соловки вместе с моей прабабкой, ее мужем и детьми. Прабабка имела корову и лошадей, и кричала детям в последнюю минуту, чтобы они надевали на себя много юбок и одежды для большего сохранения.

Они вернулись в места молодости после Двадцатого съезда, построили на месте сгнившей усадьбы четыре дома, восстановили сад и вырыли пруд. Хотя какой это пруд. Так, расширенное людьми место биения подземных ключей, от которых вода всегда сладкая и холодная.

Критическая доля

Жизнь человека, живущего литературным трудом, тяжела. Например, я видел, как издатели приковывают на книжных ярмарках авторов к столбам и хлещут плетками, чтобы увеличить продажи эротической литературы. Писатель, попавший в такие сети, сам начинает жить по накатанной схеме, чтобы соответствовать утвердившемуся вкусу. Приходится везде подчеркивать: я эротоман, – ходить в бикини, амурничать, приставать к молоденьким девушкам или старушкам или же грозить свальным грехом. Это уже кому как карта ляжет.

Иногда достается билет маргинального матерщинника (сквернословишь и бросаешься тортами) или живого классика (читаешь за деньги и требуешь отдельного транспорта). Иногда – угнетаемого.