Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов

Если вы откроете военную энциклопедию, то узнаете, что шестьсот третий полк, бежавший с плацдарма на Халхин-Голе, остановил и послал обратно Георгий Константинович Жуков. Но все было не так.

Полк остановил мой дед. Вышел навстречу и спросил: «Куда бежите пи…ки?» Те в ответ: «Назад», а он: «А ну возвращайтесь быстро».

Тут подошел Жуков, высказываясь в том смысле, что Анатолий Анатольевич говорит правильно, на что предок послал Георгия Константиновича на х.й: «Не мешайте, пожалуйста, работать». Генерал не обиделся, так как войска вернулись на позиции, хотя враг шквально обстреливал укрепления и все погибали.

Дед по отцу попал в армию из станицы Ахтырской Абинского района Краснодарского края: в армии бесплатно кормили и выдавали амуницию. Кубанских казаков все власти любили, считая их отморозками, и брали вне очереди. Дед служил везде, а в тридцать седьмом выдвинулся на офицерское звание, что позволило получить на границе с Маньчжурией в подчинение пехотную единицу.

Проявленный на Халхин-Голе героизм отозвался двояко – капитанскими погонами и отправкой на Финский фронт.

В полярных же снегах вверенный ему батальон проспал ночную вылазку, и вместо сопротивления драпал босиком до ближайших укреплений Красной армии.

Там народ развернули, дали винтовки, забрали обмороженных. Финны возвратной наглости не ожидали и с сопки отступили.

Деда разжаловали в рядовые, но в Берлин в сорок пятом он входил майором, а смерть нашел в пьяной аварии в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году.

Как отапливать

Перед кризисом девяносто восьмого года вся жизнь Дичковой Дачи подчинилась строительству дома для сводного племянника бабы Нюры – Иннокентия.

Кеша, московский автослесарь, подсмотрел восточные краснокирпичные хоромы мэра Егорьевска Прокопия Авдеича, ремонтируя его шестисотый, и загорелся идеей воздвигнуть подобные себе.

Заложив фундамент двадцать на тридцать метров, он собрал всех родственников и на годы осудил семью на недоедание, чтобы добыть материалы.

Константинопольские купола и православные колоколенки, средневековые башни и барочные ангелочки причудливо перемешались в буйном прожекте. Строительство продолжалось три года, пока окончательно не подорвало силы участников. Жена стенала, дети плакали, братья отворачивали лица.

Но все же стены, крышу и внешнюю отделку возвели, а из первого этажа устроили дедаловский лабиринт комнат. Второй же гулко зиял теннисным кортом. Взойдя на него, Иннокентий, вместо того чтобы обрадоваться, прослезился: «Господи, как же я это буду отапливать?»

Именно сей факт и сгубил благородное начинание, а никак не дефолт.

Патриотизм

Я никогда не отличался глумливыми манерами и чаще подаю в метро копеечку, чем презрительно отворачиваюсь, но…

Если ехать от Ленинградского вокзала до Конаково, то обязательно наткнешься на слепого нищего с механическими часами на руке, по которым нельзя без зрения узнать время. В грязных, но приличных лохмотьях, он двигается намеренно медленно по проходу, раскачиваясь из стороны в сторону так, чтобы ненароком задеть задремавших пассажиров.

Если путники зажмуриваются и делают вид, что ничего не происходит, то божий странник говорит громко о своей судьбе магнитогорского сталевара, получившего увечье в момент пуска домны по просьбам высокого начальства к коммунистическому празднику, и о том, что теперь он не может ни торговать, ни воровать, ни охранять.

Мне же, после такого выстраивания национальных приоритетов, становится неудобно, и дурные мысли лезут в голову, вплоть до неверия в искренность говорящего.

Впрочем, однажды мои догадки подтвердились, когда во время обхода вагонов в рамках операции «Перехват» убогого остановил милиционер Николай Петрович Лужкин и потребовал документы.

Странник выдал все справки, но при обратной передаче паспорта и свидетельств представитель власти в последний момент дернул рукой в сторону, и слепой повел за ней ладонью, несмотря на черные очки. А мне подумалось, что нехорошо так плохо говорить о Родине.

Похищение жены

Когда я пришел с войны домой, до Тамары женился на Евгении, староверке и старообрядке, обращавшейся к родителям на «вы» в мае сорок пятого года, что уже тогда звучало по-особенному.

Я не скажу, что жизнь моя была с ней скучна, но странности начались с первых дней, так как влияние тещи на нее не уменьшилось с переходом в мой дом, а усилилось.

Из-за того, что Евгения путалась, кого слушаться, мне приходилось применять физическую силу – благо вальтер остался.

Пару раз за советы я спустил родителей с крыльца, а окончательно подвел черту Чистый четверг, когда пришла родня и мыла и скоблила дом, залив водой орден Боевого Красного Знамени, полученный за взятие Кёнигсберга. Я закричал: «Офицерские награды уродуете!» – и хлопнул дверью.