Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов

По ночам коктебельские кошки бегают по бетонным пляжам и высоким межпляжным перегородкам, срываются с четырехметровой высоты вниз и падают со всей дури. Тогда раздается визг и шипение. Упавшая кошка немного лежит на бетоне, а потом, очухавшись, бежит дальше.

Когда видишь коктебельских кошек, особенно котят, понимаешь, что скоро закончится сезон, разъедутся отдыхающие – и вся эта полудомашняя живность останется без еды. Животные потянутся с пляжей к центру поселка, просясь в дома старожилов, но у них и так живут свои кошки, а куда девать новых – непонятно.

Из-за этого Е. начинала свой утренний монолог с того, что за шкирку несла ко мне котенка от местной приблудной красавицы и говорила, зная, что у меня в Москве питомцев в квартире нет, какой он чудный, какой он хороший и какой он ласковый. Котенок, прозванный за большие уши Локатором, урчал на моих руках и терся мордочкой о щеку.

Е. это проделывала каждое утро, и в конце концов я сдался и запаковал перед отъездом радостное животное в кожаную дорожную сумку в качестве подарка жене.

Похороните меня рядом с Волошиным

Максимилиан Волошин умер в 1932 году и по собственному желанию похоронен на вершине холма Кучук-Енишар, откуда открывается великолепный вид на окрестности Коктебеля.

Если забираться на холм с писателями и поэтами, то долго идешь – и думаешь, когда же наконец доберешься, а потом подходишь, запыхавшийся, смотришь на могильную плиту в лучах заката и думаешь: «До чего же хорошо!»

Когда мы так стояли плечом к плечу с К. и смотрели на окрестности, то он поглядел на меня пронзительно и говорит: «Хочу быть похоронен рядом с Волошиным». И как-то даже вздрогнул.

Хотя, если честно, я его понимаю. Чего еще надо поэту – ветер, море, солнце и вечность.

Губанов

Последним перед отъездом коктебельским вечером к нам пришел московский бармен Сема и принес бутылку местного алиготе. Мы сидели с Н. и Е. и смотрели на закат, а Сема рассказывал про цены на колбасу и сало на рынке «Крымский кооператор». Когда Сема ушел, мы пошли прощаться с соседями. Н. зачитал им «Полину» Губанова. Соседи возмутились и сказали, что ранний Губанов – это полное фуфло, а вот поздний Губанов – это сила, и привели пару цитат, на что мы с Н. затопали ногами и тоже продекламировали по памяти пару-тройку строк.

Так мы и цитировали друг другу часов пять, а утром оказалось, что у Н. разбиты очки, а у меня побаливает плечо.

Е. вывинтила мне ухо, думая, что я, как обычно, во всем виноват, но Н. утверждал, что это было не так. Сидя на верхней полке в купе, он возносил руки вверх, громогласно твердил о моей чистоте и близоруко подносил железнодорожные билеты к самому носу.

В поезде

Когда на станции «Владиславовка» мы сели в поезд Керчь – Москва, Н. на мобильный телефон позвонила Лиля Федоровна Ж. и сообщила, что хотела бы приобрести пятьсот журналов «Современная поэзия» за бюджетные деньги для региональных библиотек.

Услышав это, Н. зарычал, как медведь, и бросился мне на шею, а Е. порылась в своем рюкзаке и достала бутылку коктебельского алиготе, чтобы отметить небывалый успех на ниве издания поэтических текстов наших соотечественников.

Мы открыли бутылку и наполнили бокалы, но в районе Джанкоя в наше купе постучали и вошли два суровых работника железнодорожной милиции, чтобы проверить наше поведение под воздействием алкоголя, ибо распитие спиртных напитков на украинских дорогах запрещено.

Изъяв документы у Е. (гражданки Беларуси) и покопавшись в паспорте Н. (выросшего в подмосковном городе Дзержинске), они перешли к моему паспорту под нескончаемый щебет Е. о наших героических усилиях в области поэтического самопожертвования.

В конце концов маленький с оттопыренными ушами, ткнув пальцем в строку паспорта с моей фамилией, произнес:

– Ваша фамилия Харченко?

– Да, – ответил я и заискивающе задергался.

– Вы родились в поселке Холмском Краматорского района Харьковской области в 1971 году?

– Да – я еще больше скукожился и закивал.

– Пойдем, Петро. Цэ наши гарны хлопци, – сообщил маленький с оттопыренными ушами своему напарнику и хлопнул меня по плечу.

Впервые в жизни я получил преимущества от того, что являюсь русским украинского происхождения, забывшим язык, но сохранившим фамилию!

Про Муму

Взгляд в будущее

Когда я умру, меня положат в гроб и понесут на кладбище. Соберутся вместе все родственнички, а также жены настоящие и бывшие с детьми рожденными и не рожденными. Придут друзья по школе и университетам, соратники по писательскому делу, скромное количество читателей моих гениальных нетленок и огромное число жежешных френдов.

Все станут рыдать и говорить про меня хорошие вещи: каким я был талантливым, каким я был веселым, каким я был скромным, каким я был отзывчивым и каким я был добрым.

Тогда я воспарю из гроба и скажу: «Что же вы меня пи**ры при жизни-то не хвалили и не ценили?»

Дворники