Соломон Крид. Искупление

Он посмотрел, как солдаты заносят ящики в церковь, затем бросил взгляд на потайную дверь в стене у камина. Она выводила в туннель, соединяющий дом с церковью. Туннель построил Джек Кэссиди в последние годы жизни, когда слава сделалась для него невыносимой. Благодаря подземному ходу Джек мог тайно покинуть святая святых – библиотеку своего дома – и, будто призрак, явиться перед горожанами, прочесть недельную проповедь и исчезнуть до окончания службы.

Кэссиди перевел взгляд на висевший над камином портрет. Джек на склоне лет, когда успех и деньги чуть смягчили натуру предка. Однако взгляд его мягче не стал. Казалось, он устремился прямо на мягкотелого потомка, призывая встать и набраться мужества.

Глубоко вздохнув, Кэссиди подошел к двери и нащупал в выступе панели скрытый рычаг. Пружина распахнула дверь. Прислушался, стараясь уловить звуки, возможно доносящиеся от церкви по туннелю. Ничего. Даже шелеста далеких голосов.

Стараясь двигаться беззвучно, Кэссиди сошел по каменным ступеням под землю и направился к церкви.

74

Тио по-прежнему держал сына на мушке, сомневаясь, подозревая обман. Разум, привыкший ждать худшего, твердил: это трюк, злая хитрость. Не может быть. Он изучал черты лица в поисках неправильности, выдающей мелочи, но не нашел ничего. Глянул на фото почерневшего черепа. Металлическая пластина находилась там, где нужно.

– Я все инсценировал, – объяснил Рамон. – Нашел придурка-мотоциклиста, сидящего на метадоне, с сильно разбитой в аварии головой и заплатил ему за простую работенку: немного полетать и доставить груз. Груз, само собой, был бомбой. А бедняга и не знал. Никто не знал. Даже те, кому я доверяю.

Он кивнул в сторону Малкэя. Затем посмотрел на фото и потер шрам на голове.

– Да, все мы под кожей выглядим одинаково. Знаешь, так приятно было посмотреть, как ты убивался насчет моей кончины, говорил столько всякого хорошего. Когда я был живой, ты никогда такого не говорил.

Тио открыл рот, но Рамон не дал ему сказать, предупредительно подняв ладонь:

– Папа, не надо, я понимаю, что заслужил много плохих слов. Я наделал много скверного, причинил тебе столько хлопот. – Он продолжал тереть шрам, словно рана болела. – Я знал: ты никогда не подпустишь меня к делам.

– Это неправда!

– Тсс, давай уже начистоту. Никакого вранья. Я понял: надо как-то показать, что мне работенка по плечу. Тебе ж рано или поздно придется ее кому-то передавать. Никто не живет вечно. Но как я понял, мне ты точно передавать не собираешься. Другие тоже поняли. Люди не любят непонятного будущего. А я предложил им понятное. Как, по-твоему, можешь ты теперь гордиться мной? Достаточно во мне от тебя, чтобы я стал достойным преемником?

Тио, так еще и не свыкшийся с тем, что сын жив, покачал головой:

– Я всегда хотел, чтобы именно ты унаследовал дело. Но ты был не готов. Совсем.

Рамон широко развел руки, улыбнулся:

– Папа, опусти пистолет.

Тио опустил оружие, обнял сына и закрыл глаза. Сердце его будто лишь сейчас забилось снова, словно он наконец вырвался на поверхность после долгого заплыва под темной водой.

Сын жив. Жив!

Тио крепко обнял его, как не обнимал с детства, – свою теплую родную кровинку.

– Папа, ты никогда в меня не верил, – прошептал на ухо Рамон. – И как мне самому стать королем, когда ты сидишь на троне и никогда не покидаешь своей горной крепости? Пришлось придумывать, как тебя выманить. И вот ты здесь.

Он крепче сжал отца.

Боль вспыхнула внезапно. Страшная.

Тио охнул и отшатнулся, зашарил рукой по спине. Пульсируя, по рукам, по спине сбегала горячая влага. А в самое нутро пополз холод. Влага брызнула на пол. Обернувшись, Тио увидел, как Малкэй отходит, чтобы не забрызгаться. В руке у него был нож – не такой, как раньше, а тонкий, будто игла, и мокрый от крови. Крови Тио. Он попытался поднять оружие, но пистолет показался вдруг слишком тяжелым.

– Извините. Вы не оставили мне выбора, – сказал Малкэй.

Тио опустился на колени, свесив голову, глядя на гранитный пол, где растекалась лужа крови. Было так холодно! Так страшно, жутко и одиноко было только в детстве, когда Тио прятался на маковом поле, мучимый лихорадкой от дроби, засевшей в ноге.

Он повернул голову, стараясь посмотреть на Рамона, и увидел его, торжествующего, упивающегося победой.

– Я горжусь тобой, – проговорил Тио, держась за сердце, будто разрывавшееся пополам. – Я никогда не думал, что ты на такое способен.

Затем стужа выдавила последнюю крупицу тепла, и Тио бессильно осел на пол, мокрый от крови – алой, как маковые поля детства.

75

Когда Тио лицом ударился о бетонный пол, Холли вскрикнула.

Соломон повернулся. Она глядела, побледнев до жуткой, почти молочной белизны. Должно быть, никогда раньше не видела, как прямо на ее глазах убивают человека. Скорее всего, впадет в шоковое состояние, когда сознание отгораживается от действительности, вместо того чтобы принять и осмыслить ее. Соломона же это вовсе не взволновало. Его странному разуму зрелище того, как человеку протыкают сердце и он истекает кровью, вовсе не казалось экстраординарным.