Соломон Крид. Искупление

– Это называется облицовкой, – пояснил шеф. – Никакой краски, но очень качественная полировка, затем прозрачный лак. Снижает сопротивление. Чертовски жаль потерять такой экспонат. Я сам хотел на нем полетать.

Соломон подумал про зеркало в церкви, про мимолетное ощущение того, что отражение – чужое, а зеркало – дверь и незнакомец стоит на пороге. Самолет на фото, снятый на взлетной полосе среди пустыни, отполировали так, что в нем отражались земля и небо.

– Возможно, я так и попал сюда, – проговорил он.

– Вы теперь думаете, что были на этом самолете?

– Нет, я имел в виду другое…

Он умолк, покачал головой. Мысли не складывались в целое, бежали вразнобой. Затем сменил тему:

– Мистер Морган, вы пилот?

– Я? Ну да. Говорят, те, кто живет у моря, все поголовно моряки. Ну, вроде того. А здесь все пилоты. Я был в резерве ВВС, девятьсот сорок четвертая эскадрилья, наземная команда. Часть Ф-шестнадцать, в которой я служил, теперь здесь, на Боун-Ярд – так мы зовем складскую часть аэродрома. К нам прибывает много старых машин. Часть – на ремонт, остальные на хранение. Климата суше не сыскать, а значит металл не корродирует, а пустыня здесь каличе. Вы же знаете, что это такое?

– Карбонат кальция. Естественный цемент.

– Именно. То есть самолеты можно ставить просто на землю, и не нужно мостить бетоном огромную площадь. У нас целые эскадрильи «Б – пятьдесят два» стоят двадцать лет, и ни единой трещинки в земле. Но жаль-то как! Такие птички должны летать, а не торчать на земле, собирая пыль.

– А как они оказались здесь?

– Результат своевременной идеи, – ответил Морган. – Основная медная жила истощилась к концу Второй мировой. Военным нужно было где-то складировать излишки, а городу требовались рабочие места. Билл Кэссиди – дедушка Эрни, нынешнего мэра – и предложил расширить аэродром.

– Билл – сын Джека Кэссиди?

– Внук.

– Крепкая династия, – заметил Соломон.

– Это уж точно.

– Но все когда-нибудь кончается.

– Вы это о чем? – вздрогнув, спросил Морган.

– У мэра нет детей.

– А-а… ну да, нет.

После этого шеф полиции замолчал, и Соломон занялся разглядыванием проносящегося за окном: сувенирных лавок, пустых стоянок, конюшни с кроваво-красными постройками и транспарантом, обещающим «трекинг по пустыне» и «поездки на дилижансе к историческому кладбищу». За дорогой находился кораль; из-за ливня лошади жались под крышей. Затем в поле зрения проскользнула шахта: терриконы вздымались на усыпанных каменным крошевом горных склонах за высокой изгородью со спиралями Бруно наверху. У подножия терриконов неслись дождевые потоки, ливень барабанил по крышам заброшенных строений; закрытые ворота с надписью – «Опасно! Работает шахта! Проезда нет!» – тонули в лужах.

– Вы сказали, что шахта заглохла в конце Второй мировой?

– Ну да. – Морган глянул на ворота. – Но пять лет назад мы открыли ее снова. Новые методы добычи.

– Но все здания выглядят заброшенными.

– Так и есть. Сейчас требуется куда меньше рабочих рук.

Морган свернул с дороги и поддал газу, удаляясь от шахты, приближаясь к новым жилым кварталам, наконец въехал в лабиринт улочек. Чем выше поднимались в гору, тем красивее становились дома, зеленее и просторнее участки, на которых они располагались. Перед большинством домов висел на флагштоке американский флаг, на некоторых – еще и флаг Аризоны с изображением звезды цвета меди посередине полотнища, тринадцати желтых и красных лучей, исходящих от нее к верхнему краю флага, и с синей нижней половиной. Ливень трепал и дергал флаги. Соломон глядел на них, и память услужливо расшифровала символы.

Голубой – цвет свободы.

Медь – главный источник дохода.

Тринадцать лучей – тринадцать первоначальных штатов.

Красный и желтый – от испанского флага, принесенного конкистадорами вроде Франциско Васкеса Коронадо, однофамильца женщины, которую Соломон собирался увидеть.

– Ну вот и приехали, – сообщил Морган, подъезжая к дому и становясь за маленькой машиной. – Но помните: эта леди только что потеряла мужа.

Соломон посмотрел на выглядящий идеальным дом: белая штакетная изгородь, кресло-качалка на крыльце, выкрашенные серой краской дощатые стены.

– Я всего лишь хочу увидеть, узнает она меня или нет.

С тем Соломон вышел из машины под дождь, довольный, что снова снаружи и ощущает землю босыми ногами.

Морган заглушил мотор и пошел следом, нахлобучивая шляпу, чтобы защититься от дождя.

– Позвольте мне первому, – выпалил он, обогнав Соломона и став на пути к крыльцу. – Ее может не быть дома, или она может не хотеть…

Он обернулся, услышав лязг распахнутой двери. И обомлел, глядя, как за порог ступает женщина в разодранном платье, с пылающими яростью глазами. Охотничье ружье в ее руках было направлено на шефа полиции.

29

– Миссис Коронадо, – медленно проговорил Морган, поднимая руки – частью инстинктивно, частью примирения ради. – Пожалуйста, опустите оружие.

Он осторожно шагнул навстречу, не спуская глаз с ее лица, не обращая внимания на ружье.

– Нет, – ответила женщина хрипло и твердо. – Уходите. Еще шаг – и я застрелю вас за вторжение в мой дом.

Морган остановился.