Соломон Волков История русской культуры 20 века

I ий- is апреле 1896 года, перед самой коронацией царя Николая II, Константин Победоносцев, могущественный обер-прокурор Святейшего Синода, управлявший делами Русской Православной I (еркви, поносил Толстого (приблизительно в том же духе, как спу-i IЯ три четверти века с лишним будут поносить другого писателя, Л н-кеандра Солженицына, члены советского Политбюро): «Он разноси 1 по всей России страшную заразу анархии и безверия... Очевидно - он враг Церкви, враг всякого правительства и всякого гражданского порядка. Есть предположение в Синоде объявить его отлученным ОТ Церкви, во избежание всяких сомнений и недоразумений в народе, который видит и слышит, что вся интеллигенция поклоняется Толстому». Идею Победоносцева об отлучении писателя от Церкви Св. Синод реализовал в 1901 году, а в 1902 году Толстой обратился к Николаю II (именуя царя - «любезный брат») с посланием, в котором суммировал свои воззрения на царский строй и официальную Церковь: «('амодержавие есть форма правления отжившая... И потому поддер-ж и вать эту форму правления и связанное с нею православие можно только, как это и делается теперь, посредством всякого насилия: усиленной охраны, административных ссылок, казней, религиозных гонений, запрещения книг, газет, извращения воспитания и вообще всякого рода дурных и жестоких дел». Неужели Толстой надеялся, что своим дерзким обращением проймет царя, что тот «поймет то дурное, что делает»? Николай II его Проигнорировал, а писатель оценил царя как «жалкого, слабого, глупою» правителя. Толстой хотел учить, а не скромно и почтительно советовать, как того требовал ритуал, - такова была его позиция, модель поведения. Николай II (чьим советником в тот момент был I [обедоносцев, а с 1907 года - Григорий Распутин) не собирался исполнять роль ученика. Диалог не состоялся, да и не мог состояться. Соответственно, не реализовалась и предложенная Толстым модель взаимоотношений и взаимодействия современного монарха и великого Писателя, государства и «культурного героя». Именно такую, «толстовскую», модель попытались в дальнейшем воссоздать - каждый по своему Горький и Солженицын, через 80 лет в своем знаменитом «')тюде о монархе» из романа «Август' Четырнадцатого» обрисовавший Николая II с большой симпатией и пониманием: уж не видел ли « олжепипын себя, В мире художественной фантазии, в роли иде- ального собеседника и наставника последнего царя? (Подобное впечатление создается при чтении многих страниц исторической эпопеи Солженицына «Красное Колесо».) Умный и циничный Алексей Суворин, могущественный издатель промонархической газеты «Новое время», резюмировал в своем дневнике 29 мая 1901 года: «Два царя у нас: Николай II и Лев Толстой. Кто из них сильнее? Николай II ничего не может сделать с Толстым, не может поколебать его трон, тогда как Толстой, несомненно, колеблет Трон Николая и его династии. Его проклинают, Синод имеет против I ler`o свое определение. Толстой отвечает, ответ расходится в рукописях и в. заграничных газетах. Попробуй кто тронуть Толстого. Весь мир закричит, и наша администрация поджимает хвост». Суворин точно описал кардинально новую для российской общественной жизни ситуацию. В лице Толстого русская культура выдвинула лидера, который уже не довольствовался ролью «второго правительства», то есть теневого кабинета (вспомним солженицынский афоризм). Он хотел быть (и многим таковым и казался) «первымправительством». Толстой претендовал на то, чтобы диктовать царскому правительству свои пути решения ключевых социальных и политических вопросов: войны и мира (буквально), земельной, административной и судебной реформ. «Сила его позиции, - объяснял ведущий толстовед Ьорис Эйхенбаум, - заключалась в том, что, противопоставляя себя )iioxe, он не отворачивался от нее». Именно эта небывалая по влиятельности общественная позиция Толстого дала основание Ленину назвать писателя в 1908 году «зеркалом русской революции». Ленин сформулировал тогда, чем революционен Толстой: это «беспощадная критика капиталистиче ской эксплуатации, разоблачение правительственных насилий, комедии суда и государственного управления, вскрытие всей глубины противоречий между ростом богатства и завоеваниями цивилизации и ростом нищеты, одичалости и мучений рабочих масс...». Толстой подрывал легитимность монархии, своими писаниями лишая ее главного оружия - ощущения собственного величия и неприкасаемости. Но Толстой замахивался на большее, на что ни Николай II, ни Ленин не претендовали: ему было мало власти земной. Еще 27-летним молодым человеком Толстой задумал (об этом есть запись в его дневниках) новую религию и шел к осуществлению этой идеи всю жизнь, шаг за смелым шагом выстраивая свой беспрецедентный для новой »ры имидж демиурга. В толстовской схеме вещей Христос и Будда выступали всею лишь в качестве поддающихся рациональному объ