Солона ты, земля!

Юра хотел сказать комиссару, что готовиться им нечего, что они уже готовы идти на фронт, но военком положил на стол бумаги и, не глядя больше на ребят, ушел в кабинет.

— Ну, что я вам говорил! — человек в форме без петлиц тоже развел руками, явно подражая военкому. — Не может. А никто не хочет понять этого. Сегодня целый день идут и идут, и каждый спорит.

— Пошли, ребята, — махнул рукой Валька.

И они гуськом стали пробираться на улицу. На крыльце остановились.

— Ну, что? — спросил их лежавший на траве мужчина. — Мы же говорили вам, что опоздали.

Валька недружелюбно посмотрел на него.

— А вы не отчаивайтесь, мальчики, — заметил другой. — И на ваш век хватит этой войны. Еще навоюетесь…

Тимка достал папиросу, с видом заправского курильщика постучал мундштуком о ноготь большого пальца. К пачке сразу же потянулось несколько рук. По привычке оглянувшись по сторонам, закурили.

2

С поезда Сергей пешком направился к большому серому зданию СибВО. Потертый чемоданчик с парой белья, полотенцем, булкой материного хлеба и куском сала нисколько не тяготил его. Старый плащ, перекинутый через руку, тоже не мешал. Сергей шагал по знакомой улице неторопливо. Сколько уж лет он не был в Новосибирске? Как совпартшколу окончил, так и не приезжал больше. Город почти не изменился. Только вроде бы военных стало больше. Он был уверен, что сейчас оформит в отделе кадров документы и ему разрешат на сутки отлучиться — съездить в Куйбышев к жене. Недавно он отправил Ладу в отпуск к ее родным. Не прошло и трех недель — война. На второй же день он дал Ладе телеграмму, чтобы немедленно возвращалась домой. А наутро, поразмыслив, что она здесь будет делать, если он уйдет в армию, дал вторую, чтобы никуда не выезжала. Попозже решил, что ей все-таки будет лучше около него. А вчера послал четвертую с сообщением, что он уходит на фронт. Надо было вызвать ее в Новосибирск попрощаться — не догадался…

В отделе кадров народу — не протолкаешься. Он сдал пакет дежурному. Тот устало сказал:

— Пройдите в дэка — в Дом Красной Армии — и ждите, вызовем.

— Скажите, а долго ждать придется?

Дежурный посмотрел на Сергея с нескрываемым укором, словно сказал: здесь армия, а не колхоз, вам-то следовало бы это знать.

— Я в том смысле, — поспешил пояснить Сергей, — что хотел бы попросить разрешения отлучиться. У меня жена в Куйбышеве. Не в том, что на Волге, а в этом, за Барабинском — хотя бы попрощаться.

— Едва ли разрешат. Мы здесь долго не задерживаем.

И Сергей пошел в ДКА. В огромном зале на диванах, на стульях, на чемоданах и просто на полу сидело множество запасников. Кое-кто в военной форме, хотя и без знаков различия, а большинство в гражданской одежде. Головы всех были повернуты в одну сторону к репродуктору. На Сергея зашикали. Он замер у дверей прислушиваясь. Передавали обозрение военных действий. Диктор приглушенным басом с заметными скорбными нотками читал: «На Северном направлении наши войска ведут упорные бои с превосходящими силами противника в районе Тарту — Псков — Идрица. Враг рвется к Ленинграду и Таллину. Здесь, на дальних подступах, советские воины грудью защищают эти города… На Смоленском направлении кровопролитные бои идут за узловые станции Полоцк, Витебск, Орша, Жлобин. Наши войска оказывают упорное сопротивление несметным полчищам немецко-фашистских танков и пехоте…

На Киевском направлении Красная Армия после ожесточенных боев оставила города: Сарны, Новоград-Волынский, Житомир, Бердичев, Любар, Проскуров. Упорные бои идут на юге в районе Каменец-Подольского, Могилево-Подольского, Бельцев, Кишинева…»

Несколько человек сразу же потянулись к висевшей на стене огромной карте Советского Союза. Протиснулся туда и Сергей. Кто-то поднялся на табурет и красным карандашом стал отмечать линию фронта.

— Тарту… — бормотал он, делая точку, — Псков… А где же Идрица?

— Западнее Великих Лук должна быть, — подсказал тихо кто-то из стоявших внизу.

Извилистая красная черта медленно тянулась от Чудского озера на юг, к Черному морю. Из репродуктора неслась бодрая маршевая музыка, а запасники молча смотрели на эту тоненькую красную линию, и не было сил оторваться от нее. В зале сидели люди, умудренные опытом, многие были участниками гражданской войны. Они чувствовали: творится что-то страшное. Армии, которая стояла вдоль границы, видимо, уже не существует. Иначе чем объяснить такое стремительное продвижение немцев…

— Мда-а… — в гнетущей тишине произнес почти шепотом грузный мужчина с большим шрамом на щеке. — Трех недель не прошло, а всю Прибалтику, Белоруссию и пол-Украины как корова языком слизнула…

И опять стало тихо.

Вдруг молодой военный вскочил с дивана, закричал:

— Что же они нас держут тут?! Целый день просидели… Так и воюют, наверное! Города сдают, а нас держут!.. — Перешагивая через чемоданы, котомки, он почти бегом кинулся в коридор. Все смотрели теперь на него. Кое-кто поднялся и пошел вслед за ним в отдел кадров. Остальные загомонили, задвигались.