Солона ты, земля!

— До каких пор ты будешь кормить свору палачей и грабителей? До каких пор на твоей спине будут сидеть этот кровожадный адмирал Колчак, иностранные нахлебники и твои сельские обдиралы Никулины? Не настала ли пора сказать всем им: «Довольно!»

— Ты что, Ванюша, никак письмо получил?

Иван вздрогнул. Перед ним стоял дед Ланин, их сосед.

— Письмо, говорю, получил?

— Да нет, не письмо, — Иван немного колебался, потом решительно сказал — Пойдем в избу.

Через несколько минут сосед и три брата Катуновых, спросонья нечесанные и неумытые, склонились в горнице над листовкой. Младший, Андрей, самый грамотный в семье, ходивший в детстве две зимы в школу, читал листовку. После слов: «Всех зовем мы взяться за оружие, организоваться в боевые отряды, восстать против угнетателей, палачей»— мужики тяжело задумались. Полсела сегодня лежит по избам с примочками. Лежат злые, готовые — дай им сейчас оружие — идти крушить все, что попадет на пути. Иван в сердцах стукнул кулаком об стол.

— Правильно Данилов пишет: до каких пор все это будет?!

Весь день у братьев валилась работа из рук. Вечером опять пришел дед Ланин.

— Андрюшка, пойдем-ка, слышь, ко мне, с этой бумажкой.

— Чего?

— Пойдем, говорю, почитай мужикам… Не боись, там все свои.

Десятка полтора мужиков сидело у деда в халупе. Нещадно курили. Андрея пропустили в передний угол, под образа. Слушали внимательно, разинув заросшие рты. Никто не перебивал. Потом долго и мрачно молчали. От табачного дыма начала мигать пятилинейная лампа.

— Ты, парень, почитай-ка еще. Чуток непонятно.

За вечер Андрей до пяти раз принимался перечитывать листовку, и каждый раз слушали его с не меньшим вниманием. И каждый раз после чтения подолгу молчали. Наконец дед Ланин подал решительный голос:

— Тут, мужики, дело идет к одному: надо откапывать привезенные с фронта винты да подниматься всем.

— А у кого нет винтовок, тому как?

— Дробовые готовь…

— Мужики, а как он сказал тогда в церкви: говорит, за банями не прячьте. — Бородатый мужчина, сидевший на корточках, хихикнул. — А у меня как раз за баней был спрятан в яме. Я даже обомлел. Прибежал домой, давай перепрятывать…

5

На этот раз Зырянов не напился с горя. И не только потому, что его усиленно отговаривал Ширпак, но и потому, что наконец сам понял: дело с Усть-Мосихой гораздо серьезнее, чем казалось ему еще месяц назад. На пасху он недобрал здесь половины рекрутов, сейчас не сумел взять зерно. А это значит: возвратясь в Камень, подавай в отставку. А то и под военный трибунал попасть можно.

— Из кожи вылезу, — стукнул ладонью о стол Зырянов, — а эту даниловскую банду переловлю. Переловлю и в селе повешу, пусть каждый увидит.

Ширпак подсел к нему:

— Ты зря возлагаешь большие надежды на облавы, Федор Степанович. Должен тебе сказать: Данилов не дурак, жить около Мосихи он не будет.

— Хорошо. Допустим, что ты прав. Но что ты предлагаешь? Сидеть в селе и ждать, когда он снова сам объявится?

— Зачем. Он, безусловно, связан с кем-то в селе. Вот эти нити и надо найти.

— Хм. Но ты мне дай эти нити.

— Помнишь, Федор Степанович, я тебе еще на пасху говорил о листовке?

— A-а, помню. Это старик Юдин.

— Не только и не столько Юдин, сколько Борков.

— За ним следят?

— Да. Карл Иванович глаз с него не спускает. Сейчас он придет.

— Так. Но одна нить — это еще не нить. Она в любое время может оборваться.

— Можно взять кое-кого из фронтовиков. Они наверняка знают, где Данилов.

— Кого?

— Надо арестовать старшего из братьев Катуновых — Ивана.

— Арестовывать, так уж всех. Сколько их? Трое?.. Еще?

— Есть такой здесь Аким Волчков. Молчун, но зловредный. Может тоже знать.

— Еще?

— Ну кого еще? Можно Ивана Ильина, Алексея Тищенко.

Когда явился вежливый, раскланивающийся немец Карл Орав, Зырянов строго сказал:

— Вы плохо несете службу, господин Орав.

— Стараюсь, господин Сыряноф.

— Плохо стараетесь. Почему до сих пор не обнаружено местопребывание Данилова?

Карл Иванович Орав, приехавший за длинными рублями в Россию незадолго до войны, обосновался и бурно развернул свою деятельность в европейской части империи. А когда началась война с Германией, его выслали в Сибирь. Но он и тут быстро пустил корни — построил в Усть-Мосихе маслобойный заводишко. А перейдя на тайную службу в контрразведку, извлекал немалую для себя выгоду и из этого: кроме обычной платы за шпионаж, он еще имел большие неофициальные права и льготы. Карла боялись в селе не меньше, чем самого Ширпака.

— Ошень трудно, господин порутшик, обнаружить его.

— Но мне от этого не легче.

— Я стараюсь.

— За Борковым вы следите?

— Да, да. Никому не порушайль, сам слежу оба глаз.

— Ну и что выследили?

— Пока нитшего говорийт не могу. Данилоф к нему не ходит.

— Мда, — пожевал губами Зырянов. — Не много же вы выследили за три недели. Ну вот что. Сегодня ночью постарайтесь раздобыть хоть какие-нибудь сведения. Завтра мы этого Боркова арестуем. Понятно?

Немец откланялся и ушел. А с наступлением темноты отправился к дому Андрея Боркова.