Солона ты, земля!

— Договорились. — Милославский протянул руку Ширпаку. — Только торопитесь.

Милославский пришел на собрание к концу доклада Данилова.

— Прошу извинить, товарищи, за опоздание, — сказал он в ответ на немой вопрос Данилова. — Я был у постели Боркова. Андрей себя очень плохо чувствует.

Это неожиданно для Милославского очень подействовало на всех. Выступления подпольщиков стали более торопливыми и короткими.

Через час Данилов, закрыв собрание, предложил:

— Давайте сходим к Андрею, простимся.

Когда выходили из сарая, Милославский задержался — он ждал выстрелов. Но их не было — видимо, Ширпак все-таки не успел собрать своих людей.

На улице Милославский собирался чтобы перевести засаду к дому Боркова. Но его вдруг окликнул Данилов и подозвал к себе.

— Как вы обживаетесь здесь, товарищ Милославский? — спросил он.

— Да ничего, товарищ Данилов. Одно мне непривычно: плохо вы нагружаете меня работой, не хочу я так жить… налегке. Работать так работать!

— Работы хватит. Присматривайтесь к людям, знакомьтесь. Будет и настоящая работа.

— Я бы мог оружие ремонтировать, боеприпасы изготовлять. Я ведь хороший оружейник.

— Да? Такую работу мы вам найдем. Алексею Тищенко нужны помощники. — И пояснил — Он у нас ведает «арсеналом».

Не к этому стремился Милославский. Быть подручным не входило в его планы. Единолично завладеть всем оружием и боеприпасами — это другое дело.

Подошли к дому Боркова. Иван Тищенко остался в ограде с несколькими товарищами в карауле, Данилов с остальными вошел в избу. Народу набилось полна горница. Все молчали, мяли в руках картузы, смотрели на Боркова с неприкрытой жалостью и испугом. Он лежал высоко на подушках, часто, с хрипом дышал. Лицо было желтым и сильно исхудалым. Тонкая блестящая кожа туго обтягивала выпиравшие скулы. Еще недавно светившиеся лихорадочным блеском глаза теперь потускнели и не мигая смотрели в угол. Андрей, без сомнения, доживал последние часы. Данилов подошел к кровати, поздоровался. И тут же понял, насколько странно звучит это привычное «здравствуй» в обращении к умирающему.

— Андрей, ты узнаешь меня? — почему-то громко спросил Аркадий.

Борков перевел взгляд на Данилова, моргнул. В глазах тусклой тенью проплыло подобие радости, дрогнули губы — наверное, хотел что-то сказать, но уже не мог…

Тяжелая это была картина — умирающий товарищ…

Аркадий вышел на улицу потрясенный. Железными тисками сдавило сердце. А по-мертвецки желтое лицо Андрея с сухими черными губами неотступно стояло перед глазами… Смерть. Аркадий видел ее и раньше. На позициях в войну не раз на его глазах падали сраженные пулей солдаты, корчились в судорогах раненые, за самим по пятам шла смерть. Но то была война. А вот так, дома, в тиши горницы, никто еще из родных и близких у Аркадия не умирал.

— Вы, товарищ Данилов, сейчас к себе?

Аркадий поднял голову. Это, кажется, Милославский спросил. А почему он с нами идет? Ведь он живет у Боркова…

Милославский же понял по-своему молчание Данилова, поспешил пояснить:

— Я в том смысле, товарищ Данилов, что зря вы распускаете товарищей. Проводили бы вас.

По дороге к Боркову Милославский краем уха случайно уловил разговор кого-то с Даниловым о бане. Значит, прежде чем уйти, Данилов, наверное, помоется в бане. Но у кого? На обратном пути он все время шел рядом с Катуновыми. Видимо, к ним и пойдет мыться. Упускать этого случая нельзя. И Милославский кинулся к Ширпаку.

Но Милославский ошибся. Данилов пошел в баню не к Катуновым, а к Андрею Полушину. Мыться они пришли к Андрею вдвоем с Иваном Лариным. Данилов молчал. Перед глазами все еще был Борков.

Ужинали втроем. Мать Андрея ушла проверять, готова ли баня. Во время ужина заговорили.

— Вот, Андрей, установим Советскую власть, тогда мы с тобой наберем много книг, — поглядывая на этажерку, пообещал Данилов, — вот уж тогда почитаем!.. Я обязательно в институт поступлю. В учительский.

Вернулась мать, сказала, что немного погодя можно идти мыться.

Аркадий вылез из-за стола, присел на корточки перед этажеркой и стал перебирать книги. Это было его самым любимым занятием. Долго перелистывал, с головой ушел в них. Наконец очнулся, осмотрел отобранную им стопку.

— Вот эти, Андрей, возьмем с собой, почитаем ребятам.

— Каким ребятам? — раздался сзади незнакомый голос.

Аркадий быстро обернулся. На пороге стоял милиционер. С милиционером было двое понятых из заречных мужиков, незнакомых Аркадию. «Не хватало еще, чтобы так глупо попасться!» Мелькали секунды. Что делать? Наган в пиджаке, на вешалке около двери. Времени терять нельзя.

— Как фамилия? — спросил милиционер. Он был не местный, видимо, из Куликово, так показалось Данилову.

Аркадий мельком глянул на растерявшегося Андрея, на его мать, ответил без запинки:

— Ларин Петр.

Петр Ларин был далеким родственником Ивана, никакого отношения к организации не имел и поэтому назваться его именем было самым лучшим выходом.

— Это какого Ларина? — прищурился милиционер.

Данилов, как назло, забыл отца Петра — не то Федор, не то Филипп.

— Филиппа Ларина сын, — вставил за него бородатый понятой.